здесь не жил».
«Интересно!» — многозначительно повторила незнакомка.
Затем в течение вечера телефон звонил еще несколько раз, а когда я снимал трубку, в ней слышались только неясные шорохи и вздохи.
Но что еще более странно, на следующий день Николая Федотовича требовали две другие женщины. Первая, обладательница высокого истеричного голоса, быстро сдалась, а вторая — у нее был голос исполнительницы цыганских романсов — настойчиво звонила раз пять и в конце концов сказала:
«Ну вот что, Николай, если ты к Нинке переметнулся, а со мной разговаривать не хочешь, так прямо и скажи, нечего играть в жмурки. Что, я твой голос узнать не могу, что ли? Я всегда знала, что ты подлец, но не до такой степени!»
Как видите, еще одна случайность: даже голос у меня оказался такой же, как у таинственного Николая Федотовича.
Однако на этом странные совпадения не кончились. Вскоре позвонил какой-то мальчик. Плохо выговаривая букву «р» и еще хуже все остальные буквы, малыш попросил сказать дяде Коле, чтобы тот пришел к тете Зине. Это деликатное поручение безгрешный младенец передал моей жене. И хоть я, разумеется, вне всяких подозрений, жена посмотрела на меня как-то неодобрительно…
Но самое необъяснимое началось потом. В воскресенье телефон разбудил нас в половине седьмого.
«Здорово, Коля! — услышал я бодрый прокуренный баритон. — Ты не спишь?»
«В чем дело? Что случилось?» — хрипло спросил я, еще не окончательно проснувшись.
«Помнишь, я тебе в трудный момент деньжат одалживал, так вот…»
«Ничего вы мне не одалживали!» — сердито перебил я.
«Как не одалживал? — удивился баритон. — Ты что, вчера с вечера перебрал, что ли? То-то я слышу, у тебя голос хриплый какой-то. Ну ладно, иди проспись, а я тебе позже звякну».
«Прекратите ваши звяканья. Здесь нет никаких Колей. Понятно?» — заорал я и бросил трубку.
Вторично баритон позвонил часов в девять. «Здорово, Коля, это Петя, — жизнерадостно сообщил он. — Я утром вместо тебя какого-то психа разбудил, с тебя, говорю, должок, а он говорит: я не Коля. Представляешь?»
«Послушайте, Петя, или как вас там. Сегодня утром вы разбудили не какого-то психа, а меня. И я не Коля».
«А кто?» — тупо спросил баритон.
«Виктор Павлович, если хотите!»
«Ах так? — баритон тяжело задышал. — Как одалживать, так ты Николай Федотович, а как отдавать — Виктор Павлович. Тоже юморист нашелся! Ты прямо окажи: деньга возвращать будешь?»
«Не брал я никаких денег!»
«Ох, Колька, не зря все говорят, что ты паразит! А насчет долга, так у меня три свидетеля есть, не открутишься!» — Баритон плюнул в трубку, и раздались короткие гудки.
Первый свидетель позвонил через два часа и попросил меня не быть таким подонком.
Второй позвонил как раз, когда мы обедали. Он назвал меня Николашкой и целый час клялся, что я при нем брал у Пети в долг.
«Может, ты был тогда тепленьким и потому ничего не помнишь, — с явным сочувствием говорил второй свидетель, — а только деньги все равно отдавать надо: долг чести!»
Третий свидетель ближе к вечеру говорил со мной по междугородному телефону из Магадана. Голос магаданского свидетеля был еле слышен, и я до тех пор просил его говорить разборчивей, пока, наконец, ясно не услышал, что я сукин сын.
Сам Петр позвонил в три часа ночи. Сухо и деловито он осведомился, есть ли у меня совесть, я сообщил, что всю следующую неделю будет работать в ночную смену. Так что звякнуть мне два-три раза за ночь для него не составит никакого труда.
Больше до утра мы к телефону не подходили, но и не опали, со страхом глядя на проклятый аппарат и ожидая, когда он зазвонит снова.
Вторая ночь ничем не отличалась от первой.
После третьей бессонной ночи жена, обмолвившись, назвала меня Коленькой и, спохватившись, нервно засмеялась.
«Извини, Виктор, — сказала она, — но так больше продолжаться не может! Отдай ему деньги, и пусть он ими подавится!»
«То есть как отдать? — закричал я. — Как отдать, если я даже не знаю, сколько я ему должен?»
«Это очень просто выяснить. Хочешь, я сама спрошу у этого Пети…»
«Что спросишь?»
«Сколько у него занял Николай Федотович».
«А если Николай Федотович у него вообще денег не брал и Петька все врет?»
«Ты сам знаешь, что у твоего Пети есть, к сожалению, свидетели».
«Да, ты права… Но постой! Почему я должен отдавать деньги? Я ведь не Николай Федотович».
«Ах, ты со своей принципиальностью иногда бываешь просто смешон!»
Короче говоря, на следующую ночь в 0 часов 35 минут после очередного звонка Пети я капитулировал.
«Хорошо, сколько я вам должен?» — спросил я.
«Сам помнить обязан!» — строго ответил беспощадный Петя.
«Ну, а все-таки?» — я уже просто заискивал.
«Все-таки, все-таки… Двадцать пять, как одна копейка. Да еще трешка за твой разговор с Магаданом».
Я облегченно вздохнул: долг мог быть значительно больше.
«А где я могу вам отдать указанную сумму?»
«Где брал, там и отдашь! А впрочем, ладно. Не хочу лишний раз видеть твою подлую личность. Пришли деньги на почтамт до востребования. Почтовые расходы за твой счет».
«Хорошо, хорошо, спасибо!» — сказал я.
В восемь утра я отправил Пете деньги. Больше он мне не звонил, веря, что долг ему отдал не я, а его дружок Коля. И что удивительно, ни одна женщина с тех пор ни разу не спрашивала по моему телефону Николая Федотовича. Вот так.
…Рассказчик умолк, печально глядя на декоративные поленья в искусственном камине и сося пустую трубку…
— Какая странная история! — воскликнула восторженная хозяйка дома.
— Да, да… — задумчиво согласился самый молчаливый гость Гораций Поликарпович. — Все это тем более загадочно, что вот уже пять дней мне звонят по телефону какие-то незнакомые личности и, называя меня Степаном Степановичем, требуют, чтобы я возвратил им долг… Странно, очень странно…
