ты не только услышала, но и поняла все, что я скажу тебе.
— Хорошо,— неожиданно согласилась девушка,— говори. Только не стоит убеждать меня, что
Разара мне как мать, Халима как сестра, ну и так далее.
— Да я не собирался даже упоминать о них,— удивился Север.— С чего ты взяла?
— О чем же тогда?
— Да о тебе! О ком же еще? Ты должна выжить. Я хочу этого,— добавил он чуть тише.
— Неужели? С чего это вдруг такая трогательная забота?
— Ну,— он пожал могучими плечами,— у меня есть свой интерес.
— Какой это?
— Мне давно подыскивают напарницу…
— Напарницу? — перебила его девушка, впервые позабыв о раздражении.
— Именно,— подтвердил Вожак.— Мать-настоятельница считает, что мужчина и женщина составляют идеальную пару для предстоящих дел, но ты — первая, кто, по ее мнению, равен мне.
— Ого! — усмехнулась Соня,— Какого ты высокого о себе мнения!
— Я ведь сказал: по ее мнению,— мягко поправил девушку Север,— а не по моему.
— Ну, надеюсь, ты хоть не обиделся? — Она ехидно улыбнулась.
— Да нет, шути на здоровье,— в тон ей отозвался Север и тут же посерьезнел.— До сих пор я работал один, но вчера мать-настоятельница вернулась из Похиолы, и, судя по ее рассказу, нас ожидают бурные времена. Это значит, что мне недолго оставаться одному, и я хочу, чтобы моим напарником стала ты.
— Он хочет! — опять вспылила Соня.— А у меня ты спросил?!
Она явно стремилась хоть на ком-то сорвать накопившуюся злость.
— Вот я и спрашиваю.
Девушка вздрогнула и так растерянно посмотрела на него, что ему даже показалась: она не выдержит и расплачется.
— Ты не говори пока ничего,— поспешил добавить он, поняв, что она наконец-то начала воспринимать его слова всерьез,— просто послушай, что я расскажу. Не хочу пугать тебя, но скажу прямо: дела твои плохи. Ханторек продолжает настаивать на твоей казни, а Халима хоть и защищает тебя на словах, но я ей не слишком верю. Мать-настоятельница не говорит ни «да», ни «нет», но, похоже, до крайности раздражена твоим непокорством.
— Видно, песенка моя спета,— невесело усмехнулась Соня.
— Согласись,— попросил Север,— и я попробую отстоять тебя.
— А если нет, так, значит, нет?! — вспылила Соня, и Вожак сокрушенно покачал головой: ну что за характер!
— Да пойми ты наконец! — повысил он голос.— Если ты говоришь «да», то я знаю, какие доводы мне привести, а если «нет», то понятия не имею, как убедить мать- настоятельницу сохранить жизнь послушнице, от которой вреда больше, чем пользы! Ну?!
— Да-а-а!!! — рявкнула она.
— Вот и прекрасно,— спокойно сказал Север.
Он коротко кивнул девушке и вышел. Прямо из подвала Вожак поднялся к матери- настоятельнице, но, когда вошел, понял, что время для визита выбрал не совсем удачное. Разара беседовала с Хантореком.
— Прошу прощения.— Север остановился на пороге,— Я не знал, что не вовремя.
— Нет, нет, Север. Останься,— ответила Разара.— Отцу-настоятелю пора. Карета давно ждет его.
— Все-таки я могу надеяться? — начал было тот, но договорить так и не успел.
— Ты все узнаешь, когда вернешься,— грозно возвысив голос, произнесла мать- настоятельница таким тоном, что любой бы понял: настаивать бессмысленно.
Однако Ханторек, видимо, не считал себя «любым». Он открыл рот, явно намереваясь продолжить спор, когда мать-настоятельница, потеряв остатки терпения, гаркнула: «Карета ждет!!!» — и указала рукой на окно. Отец-настоятель осекся и, посмотрев на Разару, сообразил, что если сейчас не выйдет в дверь, то через мгновение вылетит в окно. Проглотив раздражение, он молча поклонился и вышел. Север изумленно смотрел на Владычицу. Никогда еще ему не приходилось видеть ее в таком состоянии: лицо пунцовое от гнева, глаза горят, руки мелко трясутся.
Вожак налил в кубок вина и подошел к ней.
— Возьми, Владычица,— сказал он.— Тебе надо успокоиться.
Она кивнула, принимая кубок, и некоторое время задумчиво стояла, потягивая вино маленькими глотками. Север остановился рядом. Карета с гербом Волчицы на дверях двинулась вперед в сопровождении на сей раз двух десятков всадников, вооруженных арбалетами. Вожак подумал, что, окажись у них в тот раз не два, а десять арбалетов, они, возможно, сумели бы отбиться.
— Ханторек стал просто невыносим,— заявила мать-настоятельница, когда карета скрылась за воротами Логова.— Сегодня я вдруг поймала себя на дикой мысли: а не перестал ли он вообще понимать человеческую речь?
— Стал? — Север усмехнулся.— Да он всегда был невыносимым! Просто раньше действовал исподтишка, а теперь открыто. Быть может, почувствовал силу? — Он вопросительно посмотрел на Разару.— Впрочем, ты права. Он и в самом деле изменился.
— Да, да,— поспешно согласилась мать-настоятельница.— Если так пойдет и дальше…
Она не закончила мысль, но Север и так все понял.
— Я ведь предупреждал тебя,— напомнил он,— что Ханторек меняется. Помнишь? Голос. Бритые уши, а теперь и этот отвратительный запах изо рта… Словно он разлагается изнутри.
— Я заметила,— рассеянно кивнула мать-настоятельница и вдруг повернулась к Северу: — Ты представляешь, он потребовал, чтобы шадизарскую строптивицу принесли в жертву. Говоря по правде, я и сама склоняюсь к тому же, но что за спешка? И потом… Требовать у меня!..— Она покачала головой.
— Ну, на этот вопрос я, пожалуй, могу ответить без труда.— Север усмехнулся.— Вчера он получил очередной отказ…
— Тогда понятно,— кивнула Владычица.— Так ты, значит, слышал их разговор?
— Нет, я спустился к самому его окончанию, но о том, что произошло, могу судить по тому, что сполна досталось и мне тоже.
— Понятно,— едва заметно улыбнулась Разара.— Кстати, ты сам-то зачем ко мне пожаловал?
— Да по тому же поводу, только вот чувствую, что не вовремя,— усмехнулся Север.
— Да нет, ничего,— возразила она и вопросительно посмотрела на Вожака, ожидая его разъяснений.
— Да в общем-то все просто. Я пришел, чтобы поинтересоваться судьбой пленницы.
— Не знаю,— солгала мать-настоятельница.— Чем дальше, тем больше убеждаюсь я в ее непослушании. Быть может, Ханторек и прав, настаивая на своем. Плохо то, что Лухи узнала о пленнице больше, чем следовало, и считает, что я все-таки должна использовать
