возбуждения. Чтобы не упасть, она прислонилась к стволу, но взгляда отвести так и не смогла. Вот он склонился над воровкой, их губы встретились… Халима зажмурилась, чувствуя, что еще немного, и она ворвется к ним и учинит дикий скандал. Ей даже не пришло в голову, что она не имеет на это никакого права. Она открыла глаза и увидела, как мужчина, о котором она столько мечтала, уносит эту наглую девицу в глубь комнаты. Нет! Это уже слишком!
На дрожащих ногах она побежала наверх, даже не вполне соображая, что же собирается делать. Как ни странно, она все никак не могла успокоиться. Скорее, даже наоборот — словно издеваясь над ней, память услужливо, раз за разом, прокручивала перед глазами сводящую с ума сцену: вот Север склоняется к любовнице, подхватывает на руки ее трепещущее тело и несет… Куда и что должно произойти дальше, Халима прекрасно представляла, но думать ей об этом не хотелось.
Она толчком распахнула дверь и ворвалась внутрь. Кучулуг замер перед постелью, удивленно глядя на нее, держа в руках набедренную повязку, которую только что собирался надеть. Он видел, что его возлюбленная не в себе, но знать почему, конечно же, не мог. Халима резко захлопнула за собой дверь и решительно задвинула засов, чем повергла гирканца в еще большее изумление. В несколько шагов она оказалась рядом, и вырванная из его рук повязка полетела в сторону, а сам он от неожиданно мощного толчка в грудь повалился навзничь, оторопело глядя, как взлетает подол платья его подруги. В следующее мгновение она с рычанием вскочила на Кучулуга верхом. Он попытался что-то сказать, но Халима приникла к его губам так, что он чуть не задохнулся. Девушка издала протяжный стон, и гирканцу расхотелось задавать вопросы.
Повозка остановилась сразу за воротами. Возница спрыгнул, открыл дверь, и Ханторэк выбрался наружу. Окинув надменным взглядом плац, он невольно вспомнил о том, что принесла ему столь долгая отлучка.
…Отец-настоятель не терпел поездок верхом, не любил путешествовать и в повозке. Когда дела заставляли его сняться с места, он привыкал к неудобствам походной жизни долго и не менее мучительно, чем сухопутный человек привыкает к морской качке. Но впервые нынешней весной, отправившись в очередную поездку, решил впредь не пренебрегать ни одной возможностью выбраться из Логова. Он вдруг открыл для себя аромат власти, настоящей власти, а не того жалкого подобия ее, которым наделяло его звание отца- настоятеля в Логове. Несмотря на свои честолюбие и самомнение, Ханторэк отнюдь не был законченным глупцом, по крайней мере не настолько, чтобы не понимать: его высокое положение, о котором он так красочно распространялся в Шадизаре перед рыжеволосой красавицей, не более чем самообман. Отец-настоятель и мать-настоятельница — это звучало так похоже, что вводило в заблуждение многих. Не избежал его и сам Ханторэк, который лишь недавно разобрался в истинном положении вещей.
Правда, давно уже он чувствовал, что, старательно внушая всем окружающим мысль о своем высоком положении, вынужден на самом деле мириться с тем, что занимает место на нижних ступенях лестницы власти. Тем не менее он умудрился поверить в иллюзию, которую сам же и создал, и довольно долго с удовольствием обманывал себя. Свою роль в этом сыграло и то, что он действительно стоял особняком в иерархии Логова. Не относясь ни к наставникам, ни к настоятельницам, он подчинялся только Разаре, как Халима или Север, и это сыграло с ним злую шутку. Более чем близкие отношения с Халимой, правой рукой матери-настоятельницы, только укрепляли его в этой уверенности. И как обычно случается, прозрение пришло внезапно и, что самое главное, оказалось болезненным. Поведя себя безрассудно, опрометчиво отказавшись от союза с молодой гирканкой, превратившейся из сильного друга в не менее сильного врага, он понял, что сам по себе ничего не представляет и мнение его если и принимается в расчет, то только после мнений Севера и Халимы.
Он начал стремительно сдавать позиции, совершая одну ошибку за другой. Неизвестно, чем бы все для него кончилось, если бы его не ожидала очередная поездка. Он уехал взбешенный, зато в дороге у него было достаточно времени для размышлений, итогом которых стала достойная уважения мысль о том, что он вел себя как последний кретин. К счастью для себя самого, понял он это не слишком поздно. Поразмыслив о случившемся, Ханторэк пришел к выводу, что создавшееся положение нужно срочно менять, если только он не желает по возвращении оказаться не у дел. Для того же, чтобы этого не случилось, он должен по возможности быстро доказать свою полезность. Сделать это он мог только одним способом — хорошо исполнить свою работу.
Можно ли считать это милостью богов, отец-настоятель не знал, но ему вдруг повезло. В жалкой деревеньке на севере Немедии, где он остановился на ночлег в придорожной таверне, он познакомился со Странником и неожиданно для самого себя пригласил его продолжить путь вместе. Никогда прежде он и представить себе не мог ничего подобного, но тут все получилось словно само собой. И надо сказать, в содеянном он не раскаялся. Оказалось, что Странник кое-что понимает в тонких материях. Во всяком случае, он сразу заявил, что на почтенном хозяине — как назвал он Ханторэка, что немало тому польстило,— лежит неприятное заклятие, причем не из слабых, но в благодарность за оказанную услугу он готов снять злые чары.
То, что происходило дальше, полностью стерлось из памяти отца-настоятеля. Он только смутно помнил, как покачивалась на неровностях дороги повозка, как мелькало перед глазами лицо его спутника. Он помнил, что тот что-то говорил ему и что сам что-то отвечал, но, сколько ни старался после этого, так и не сумел восстановить ни одного из заданных ему вопросов, равно как и своих ответов на них. Самое удивительное — он забыл даже лицо Странника. Зато последние произнесенные перед расставанием слова незнакомца намертво врезались в память:
— Никому не говори о нашей беседе, и особенно матери-настоятельнице. Оставь мысли о мести. Не пытайся вспомнить наш разговор.
Однако проще сказать, чем сделать. Он снова и снова мысленно возвращался к стершейся в памяти беседе. Впрочем, Ханторэк понимал, что Странник предостерегал его не от попыток восполнить пробел самостоятельно, а советовал не обращаться к колдовским силам. Недаром он запретил говорить об этом с Разарой. Вообще, то, что незнакомец знал о Владычице, указывало, что они встретились не случайно, и это радовало отца-настоятеля. Выходило так, что у него завелся некий покровитель, пусть пока неизвестный, но он пришел на помощь как нельзя более кстати. Это Ханторэк почувствовал почти сразу.
На второй день после их встречи пропал гнусный запах изо рта, который доставлял отцу-настоятелю немало хлопот. К исходу третьего дня он понял, что перестали обрастать шерстью уши, а ведь в свое время это открытие повергло его в ужас. Именно эти изменения подтвердили: Странник существовал на самом деле, а не привиделся ему во сне, как Ханторэк уже начал думать. А после того как исчезли две основные, так сильно досаждавшие ему неприятности, отец-настоятель отметил и третье улучшение самочувствия: отступила мучившая его, не прекращавшаяся ни днем ни ночью головная боль. Боль не сильная, но изнурительная. Болели челюсти, ныли зубы, что-то неумолимо сдавливало мозги так, что, казалось, глаза вот-вот лопнут. Теперь же все прекратилось.
Да за одно это он готов сохранить все в тайне! И плевать на то, что он не помнит своего благодетеля и разговора с ним! Правда, Странник велел отказаться от мести, но и с этим можно согласиться. Жаль, конечно, что обидчик останется безнаказанным, ну да и Нергал с ним! Все равно он не знает, кто это сделал и зачем. Это, правда, могла быть Халима… Ее он и впрямь обидел, но бывшая любовница вроде бы пошла на примирение, и он сам повинен в том, что все сорвалось. К тому же она быстро утешилась. И все-таки неплохо бы найти своего врага… Кто знает, как обернется все в дальнейшем… Но нет! Прочь мысли о
