человека ничего не жалеют. Нравится кому конь — и коня отдают.
Отдал Иван Данилыч Кудеяру пистоли. Сунул он их за пояс и говорит:
— Беседовать мне с тобой, боярин, очень интересно, только карета твоя больно уж на ухабах прыгает: не ровен час перевернется, коня моего зашибет.
Глянул боярин в окошечко — точно: бежит рядом с каретой конь.
— Прощай покуда, Иван Данилыч! Помни, обижать свой народ будешь — опять приду.
Распахнулась золоченая дверца, мелькнула черная тень, и загремел по лесу грозный голос:
— Так-то вы, псы-слуги, хорошему боярину служите?! Прозевали Кудеяра! Вот вам от него награда!
Засвистела плеть. Бил Кудеяр по спинам холопов. А потом сиганул со своим чертовым конем в чащу и — был таков.
Под утро в слюдяное окошко крайней избы деревни Вишенки стукнули негромко, но с характером. Кузнец Егорушка бросился к двери, опередив мать, старуху любопытную и болтливую. Не обманулся кузнец: ждал его тот, кто назвался в кабачке Кудеяром.
— Получай, жених, сто рублей для отца невесты, да вот тебе десять талеров-ефимков на хозяйство.
Кузнец взял деньги без поклонов, серьезно взял деньги, руку разбойнику подал.
— Спас ты меня, Кудеяр. Век не забуду!
— Доброе дело Богу, говорят, угодно, а я, кузнец, хочу угодить бедным людям. Только в одиночку много ли сделаешь?
— Чем помочь тебе?
— Посылай недовольных жизнью ко мне в лес. К Черному Яру. Знаешь такой?
— Как не знать! Глухое место, дальнее.
— Туда и посылай! Каждый воскресный день буду ждать. Сам работай, как работал. Только если охота нападет, а глаз посторонних не будет, куй, Егор, мечи да рогатины. Вот тебе деньги на железо.
И еще один мешочек с деньгами пал на руки кузнецу.
Глава вторая
На паперти сидели блаженные, дурачки, слепцы и уроды. Вдоль дороги — калеки, бездомные малые дети, уродки-бабы и прочие скитальцы. Были тут крестьяне, впавшие в нищенство по нужде, стыдливые, опрятные. Были тут и балбесы, изодранные в пух и прах, побитые, пропитые.
Горбатенький, белоголовый, белобородый старикашка, никому не ведомый, никем не званный, не спросясь, залез просить подаяние на паперть. А не спроситься было нельзя! На паперти места твердые, у нищего общества откупленные, не только рубликами, но и винищем. Заслуженные места, доходные.
Старикашку долбанули костылем, наступили ему на ногу железкой — стерпел негодник!
Уселись тогда вокруг него плотно самые знаменитые, самые святые попрошайки и всякую подачку перехватывали, а он, дурачок неопытный, все не уходил, надеялся.
Служба началась. Поток прихожан обмелел. Нищее братство разогнулось маленько, пошло языки чесать. Больше всего разговоров было про Кудеяра. Объявился Кудеяр на земле. Разбойник страшный и неуловимый. Прежний Кудеяр никого не миловал: кто ему поперек дороги встанет, тот и ляжет. А этот, хоть и темными силами послан за грехи, да и сам-то ведь про?клятый, худого бедным людям не делает. У боярина Милославского, говорят, всю казну забрал, а себе ни копья не оставил, все роздал.
— То и страшно, — говорил калека Руки Кренделями. — Простой разбойник что награбит, то и пропьет, простой разбойник начальным людям не помеха. А Кудеяр ого как непрост! Поперек идет боярской воли, а может, и царю противник?
— Богу-то он молится? — спросили.
— Какое там! В черной коже ходит!
— Слыхал про Кудеяра-то? — Руки Кренделями толкнул беленького старичка.
— Слыхал. Говорили, будто он сей монастырь, пред храмом которого мы милостыню собираем…
— Много ли ты набрал? — позлорадствовали нищие. — Ступай в хвост, дедок. Тут голова!
— Чего собирался Кудеяр-то, доскажи!
— Собирался пограбить монастырь, да отступился. Бедноват.
— Наш монастырь бедноват?! — возмутился Руки Кренделями. — Да здесь рязанские князья, те, что с Москвой тягались, казну свою прятали. Олег, что против Дмитрия Донского шел, как спрятал казну, так назад и не получил.
Вдруг заголосил слепец Иона:
— Свершилось! Явился на Русь меч карающий. Ликуйте, голодные, в язвах и рубище, с душою чистой, как снег, и кроткою, как ягненок. Трепещите, скопидомы, и богачи, и все сильные мира сего, и все истязатели простого люда! Неотвратимы карающие громы Ильи- пророка, и стрелы Кудеяра неотвратимы.
— Кудеяр — бес! — закричал яростно Руки Кренделями.
— Кудеяр — ангел карающий!
— Черный ангел! — завопил Руки Кренделями.
— Что вы раскричались, как на базаре! — рассердился беленький старичок. — Мы ведь возле храма.
— Ты еще судить нас!
Заторкали было старичка. Да он вдруг так сжал одному буяну лапу, что у того скулы судорогой свело. Распрямился вдруг на глазах, достал из-за пазухи мешочек с серебром. Пошел туда, где стояли обнищавшие крестьяне. В единый миг опустел мешочек, а руки все тянутся, будто им, нищим рукам, — ни конца ни края. Выскочил старичок за ворота. И только звон копыт.
— Не сам ли был? — смекнул Руки Кренделями и бочком-бочком с паперти да за угол, к самому игумену Паисию.
Отодрал бороду, окунулся в речку с головой. Помывшись, лег на бережку, слушал, как шумит лес, как конь обрывает тугую траву сильными губами.
Кудеяр?
Покатилась молва. Всего-то один дерзновенный набег, а славы, что у Скопина- Шуйского, великого воина против поляков. И не сказать, чтоб дурная слава. Нашелся защитник беднякам. Только сами бедняки все помалкивают, за себя с дубьем постоять все не решаются.
Вспомнились руки, что тянулись к нему за подачкой. Сколько их, этих рук? Нет им числа. Не одарить всех, серебра не хватит. Сами за себя должны постоять эти руки. Сами за себя. Расшевелить бы, раскачать эту силушку!
Пропала жизнь? Степеней лишился, дома, имени, надежды продвинуться еще на одну
