Константин Константинович был выродком в семье Романовых. При дворе и в правящих сферах на него смотрели как на какого-то блаженного и оказывали ему почтение только постольку, поскольку он был двоюродным дядей царя. При дворе Константин Константинович бывал редко и только в официальных случаях и ни с кем из своих высокопоставленных родственников не дружил. Он предпочитал замкнутую жизнь в стенах своих дворцов и общение с людьми литературы, искусства и науки.
Отец вел. князя, генерал-адмирал Константин Николаевич, щеголял модными в его время либеральными взглядами, принимал активное участие в подготовке отмены крепостного права, был основателем существующего поныне «Военно-морского вестника», к участию в котором привлек А. Н. Островского, И. А. Гончарова и других видных писателей, и поощрял независимые взгляды своих детей. Но если в Константине Николаевиче либерализм был некой рисовкой, оригинальничаньем, данью моде, то в Константине Константиновиче либерализма не было, а была насущная, искренняя тяга к подлинному демократизму. Эта-то его черта больше всего раздражала придворные сферы, которые охотно возводили на него любой поклеп. Вел. князь был серьезным поэтом-лириком и хорошим переводчиком. Некоторые его стихи пережили революцию и еще до этого проникли в народ 1, но в придворных кругах усиленно распространялись слухи, что все эти стихи «правит» Майков, хотя и после смерти Майкова вел. князь с не меньшим успехом продолжал свою литературную деятельность. Он постоянно шокировал двор своими
Например, песня «Умер, бедняга, в больнице военной». (Примеч. Ю. А. Бахрушина.) знакомствами и своим участием в любительских спектаклях, где выступал вместе с актерами- профессионалами.
Своих детей он воспитывал в демократических взглядах. Его сын Игорь рассказывал мне, что когда его отдали в Кадетский корпус, то вскоре туда приехал вел. князь и просил собрать класс, в котором учился его сын. Когда ребята были собраны, вел. князь обратился к ним с речью, в которой просил раз и навсегда забыть, что его сын — сын вел. князя, а если он будет сам об этом напоминать, то отучать его от подобных мыслей самым простым и энергичным образом. Здесь вел. князь плюнул в ладонь, зажал кулак и наглядно показал, каким образом производить эту операцию.
— Так что, ребята, — добавил вел. князь, — если он будет приходить ко мне в воскресенье в отпуск без синяков, я буду вас всех презирать.
— И вот, — рассказывал Игорь Константинович, — благодаря папаше ребята первое время лупцевали меня надо — не надо, чтобы только их не презирали.
Однажды мой дядя поехал с семьей за границу. Ехали куда-то далеко, кажется, из Берлина в Рим. В поезде моя двоюродная сестра, которой было лет четырнадцать, случайно познакомилась с русской девочкой-однолеткой. Новые знакомые быстро сдружились, выбегали вместе из вагона на больших станциях, обменивались впечатлениями о виденном и прочитанном. К концу путешествия они решили продолжать знакомство по почте и обменялись записками с адресами. Каково было удивление моего дяди и его семьи, когда, развернув после прощания записку, они узнали, что новая подруга их дочери — дочь вел. князя Константина Константиновича. Все же моя двоюродная сестра написала своей новой знакомой, та ответила, и в течение долгих лет их отношения крепли и не прерывались вплоть до замужества Татьяны Константиновны, избравшей себе спутника жизни не из среды мелкопоместных немецких князей, а вышедшая замуж за правнука героя 1812 года, скромного младшего офицера кн. Багратиона.
Константин Константинович был убежденным семьянином. Он никогда не принимал участия в скандальных великокняжеских кутежах, никогда не заводил романов. В этом его не могла упрекнуть даже злобствующая «великосветская» молва, которая расценивала и эти его особенности также как некий вид юродства.
При этом надо сказать, что семейная жизнь вел. князя оставляла желать много лучшего. Его жена, Саксен-Альтенбургская принцесса Елизавета Маври-киевна, была женщиной крайне недалекой, причем до конца своих дней ярой пруссофилкой, а ее муж всю жизнь терпеть не мог немцев и был пламенным патриотом. Вначале молодость сглаживала эти противоречия, но с годами они ощущались все острее и острее и в конце концов привели к внезапной и неожиданной смерти Константина Константиновича. Таким образом, все его радости сосредотачивались в детях, воспитанием которых он лично руководил. Любимым его сыном был рано погибший Олег, затем дочь Татьяна, Игорь, Константин и маленький Дмитрий. Старшие сыновья Иван и Гавриил заботили отца. Черты вырождения проглядывали в них очень ярко, и хотя ничего отрицательного мне о них слышать не приходилось, они все же были определенно неполноценными*. Недаром впоследствии один из них стал диаконом и служил в церкви.
Подлинная жизнь вел. князя была в искусстве и в особенности в литературе. Мне приходилось видеть письма Константина Константиновича, адресованные никому не известным начинающим поэтам, людям самого незначительного положения, в которых вел. князь собственноручно отвечал на их вопросы. На восьми — двенадцати страницах он чрезвычайно подробно объ яснял законы стихосложения и давал советы и делал замечания по поводу присланных ему стихов. В моей библиотеке имеется книга французских стихов, принадлежавшая Константину Константиновичу, вся испещренная его карандашными заметками. К своим занятиям поэзией он относился не как дилетант, а как профессионал и безусловно был серьезным, профессиональным поэтом, хотя, конечно, и не первого положения.
Начал свою карьеру вел. князь в Измайловском полку. Здесь он положил очень много труда на возрождение былых литературных традиций этого полка. Как он сам говорил, ему претила пустая и праздная жизнь офицерства, наполненная только бесцельным швырянием денег, соревнованиями в роскоши и тщеславии, кутежами и дебошами. В полку им было учреждено литературно-художественное общество «Измайловские досуги», которое втянуло офицерство в занятия литературой, живописью, театром, коллекционерством и тому подобное. Многие офицеры этого общества впоследствии регулярно выступали в печати. На собрании «Досугов» часто бывали Майков, Полонский, Голенищев-Кутузов и другие.
В борьбе с роскошью и тщеславием Константин Константинович, нарушая этикет, приезжал в полк на извозчике и никогда не сидел в театре в первом ряду. Его пример заставил и других офицеров отказаться от дорогостоящих и разорявших их собственных выездов и сидеть в партере не ближе третьего ряда.
Во всех поступках Константина Константиновича человек всегда доминировал над вел. князем. Эта-то глубокая человечность и была причиной того, что отец так близко и быстро нашел с ним общий язык. И больше всего отец ценил в вел. князе то, что он оказал огромную усл_угу не ему лично, а тому делу, которому он посвятил всю свою жизнь и любовь.
«Положение о музее» было утверждено, разногласия согласованы, казалось бы, все уже было сделано, однако именно теперь начались те «хождения по мукам», о которых в свое время предупреждал вел. князь. На эти «хождения» потребовалось еще около двух лет. «Положение» поступило на одобрение трех министерств: народного просвещения, внутренних дел и финансов, затем оно было передано в Совет Министров на утверждение, после чего было направлено в Государственную думу. Вел. князь лично все время подталкивал продвижение «Положения» по инстанциям, благодаря чему дело было оформлено, по тогдашним понятиям, молниеносно.
Тем временем отец был занят выбором кандидатуры ученого хранителя музея. После долгих размышлений и обсуждений он окончательно остановился на Владимире Александровиче Михайловском.
В. А. Михайловский был одним из старейших завсегдатаев наших суббот. Сын мелкого
