повествует самый человечный древнегреческий (надеюсь, не) миф). Теперь их повел поверженный в «мизийском» походе Телеф. Только он в Элладе знал дорогу!
Подплыв к Троаде спустя десять (или одиннадцать) лет после похищения Елены, эллинов посетила трезвая, но сильно запоздавшая мысль: а почему бы не отправить для начала послов? Может быть, Елену и сокровища вернут без взаимного смертоубийства? Возможно, решение о посольстве было принято из тех соображений, что прошлый раз не сообразили кого-нибудь послать и оказались совершенно в другом месте. Но возможно, полупиратский отряд устрашил сам вид крепости. А ну как не сладят?
Посольство вернулось с отказом. Тиндарей сам обратился к Приаму с предложением выдать Елену за троянского царевича. Парис лишь исполнил волю покойного. Зачем пожаловали вооруженные гости — непонятно.
Тогда ахейцы решили высаживаться. Удивительно, что троянцы ждали их на берегу и никаким образом не помешали высадке с моря. Неужели у троянцев не было флота? Хотя бы десятка кораблей? Как они с суши могли контролировать Дарданелльский пролив? На чем, в конце концов, приплыл в Спарту Парис? Очевидно, на зафрахтованной у финикиян триере.
Отогнав троянцев от берега и заперев их в городе, ахейцы вытащили корабли на берег, разбили лагерь и защитили его валом и рвом. Началась десятилетняя осада, перемежающаяся битвами.
Гомер начинает свое повествование с десятого года войны. Этот год он описывает очень подробно, иногда по дням, о предыдущих если и упоминается, то по ходу общего повествования. Впечатление складывается однозначное: этих лет не было, и, чтобы создать их видимость, приходится хоть чем-нибудь заполнять временную лакуну.
Мы не будем пересказывать содержание «Илиады» и перечислять давно отмеченные промахи Гомера в тексте (например, герой Диомед в пятой песне ранит в бою Афродиту и самого бога войны Ареса, а в следующей главе колеблется выступать против смертного Главка, заявляя: «Сражаться с богом я не стану»; или — лагерь ахейцев то защищен валом и рвом, то открыт и доступен). Все эти нестыковки объясняются довольно просто: странствуя из города в город и имея про запас готовый набор штампованных эпитетов, Гомер или другой аэд в угоду местным слушателям легко мог подменять одного героя другим, местным, делая их шаблонными, или показывать только выигрышные стороны того же героя. Но уже в следующем городе следовало выступать иначе. Это умение быть хамелеоном спасало интеллигенцию во все времена. Сменившие аэдов ораторы также неуклонно следовали тому же принципу. Дион Хризостом честно признавался:
«Право же, если б перед аргивянами (участниками похода против Трои) я осмелился спорить с Гомером и показывать, что его творение перевирает самое важное, то было бы, пожалуй, в порядке вещей, если б они рассердились на меня и выгнали вон, коль скоро им стало бы ясно, что я умаляю и ниспровергаю их славу, созданную обманом».
Само начало «Илиады» свидетельствует о том, что она написана для разных аудиторий. Во первых строках своей песни Гомер предвещает, что будет петь о гневе Ахилла, о злоключениях и гибели ахейцев, о том, что многие остались непогребенными под стенами Трои (то есть души их обречены на вечные скитания и лишены покоя), тела их достались стервятникам, а другие перенесли неслыханные страдания и скитались по миру, как бездомные собаки. Такие слова могли быть приятны только покорившим ахейцев неотесанным дорийцам и эолийцам. У нас, например, до сих пор живой интерес вызывает личность Наполеона, хотя России он сделал много дурного. Но нам выгодно прославлять Наполеона, потому что в любой момент мы можем сказать:
— Да, Наполеон велик! А кто же тогда мы, если мы его победили?
Но чтобы этот же первый стих можно было прочитать и среди ахейцев, Гомер весьма остроумно заканчивает его словами: «Совершалась Зевесова воля!» Я, дескать, тут ни при чем, я только констатирую факты.
Еще хитрее поступает Гомер, описывая конкретные поступки ахейских героев. В характеристику каждого он старается привнести явную несуразность. Есть подозрение, что аэд разбросал их по тексту сознательно, причем довольно равномерно, чтобы при исполнении отдельной части[41] всплывала определенная несообразность: умный поймет. Почти все они рисуют греков с отрицательной стороны:
— Вожди безостановочно грызутся между собой.
— Каждый решает сам, выступать ему сегодня в битву или провести день в лагере.
— Хотя Гомер (и другие авторы, повествовавшие о Троянской войне) без устали награждает главных героев самыми лестными эпитетами, большинство вождей в ходе войны совершают хоть один неблаговидный (а с нашей точки зрения, аморальный) поступок. (Из ахейцев, пожалуй, только в Менелая и Патрокла нельзя кинуть камень.)
Агамемнон, например, на десятом году войны трусит и предлагает вернуться на родину[42].
Одиссей подбрасывает Паламеду мешок с золотом и объявляет, что того подкупили троянцы. Героя Паламеда забрасывают камнями, как иерусалимскую блудницу.
«Козырная карта» греков — Ахилл равнодушно смотрит, как троянцы избивают его товарищей прямо в лагере, но продолжает злиться, что у него отняли девку.
Аякс, не получив по смерти Ахилла его доспехи, как самый доблестный среди эллинов воин, решает ночью перебить всех товарищей по оружию, но сходит с ума и бросается с мечом на стадо коров, а потом приходит в ум и кончает с собой.
Даже Елена, заварившая всю кашу, помогает Одиссею выкрасть Палладий, хотя знает, что после этого гибель Трои неизбежна.
И в то же время троянцы предстают прямой противоположностью ахейцам: это открытые, добродушные и доверчивые люди. Из-за своего добродушия и доверчивости они и погибают, по поэме. В третьей песне даже рисующийся всем жалким трусом Парис сам предлагает решить судьбу Елены поединком с Мене-лаем. Все это совершенно не вяжется с образом людей из торгового города, но именно такими их рисует Гомер. Он явно на их стороне.
Скрытая издевка есть у Гомера и в самих эпитетах, которыми аэд наделяет героев. Множество раз Ахилл называется «быстроногим». Но вот от него убегает Гектор. Он как минимум вдвое старше. Трижды они обегают вокруг Трои, но «быстроногий» Ахилл не может его догнать. При этом ситуация «героической» беготни — абсолютно бессмысленна. Ведь если Гектор боится Ахилла, то почему он не забежит в первые же ворота Трои и не укроется от Ахилла? Если же он готов к поединку, то чего бегает?
Поэма заканчивается убийством Гектора. Последние две песни (погребение Патрокла и выкуп тела Гекторa) давно уже считаются поздними добавлениями. Дальнейшие события известны нам из других источников, еще более поздних. Некоторые из них, причем самые важные (например, «Энеида» Вергилия), от событий отделяет уже более тысячелетия. Суть такова.
Ахейцы притворно заключают с троянцами перемирие: первые клянутся, что никогда не пойдут войной на Трою, пока в ней правят потомки Приама, а троянцы обещают не воевать против Пелопоннеса, Беотии, Эвбеи, Фтии, Итаки и Крита[43] . На прощанье греки строят деревянного коня, в котором прячется засадный полк. Троянцы вводят коня в город, разрушив часть стены. Ночью Троя гибнет. При взятии ворвавшиеся ахейские герои ведут себя так, что перепиши их «подвиги» современным языком, даже у насильников из Матросской тишины волосы встали бы дыбом. Потом греки разъезжаются, однако почти никого на родине не ждет счастье, а многие погибают на
