игры. Может быть, ему казалось, что народу недостает «зрелищ». Когда же начались состязания, димоты[54] подожгли часть ипподрома, а сами собрались на Августеоне.
Посланцы императора сенаторы Мунд, Василии и Константиол пришли узнать, что нужно народу. И получили требование избавить Константинополь от Иоанна Каппадокийского (префекта претория Востока), квестора Трибониана и префекта города Евдемона. Причем мятежники требовали смерти первых двоих.
На этот раз император постарался мгновенно среагировать на желания своих подданных: он сместил всех троих чиновников и назначил других — префектом претория Востока стал патрикий Фока, сын Кратера, место Трибониана занял патрикий Василид, а место Евдемона — сенатор Трифон.
Это не возымело видимого действия: толпа продолжала бушевать.
Тогда Юстиниан призвал Велисария и велел ему с отрядом готов утихомирить народ. Готы врезались в толпу и порубили многих. Но бунт продолжался.
15 января народ захотел избрать нового императора. Им должен был стать патрикий Пров, племянник Анастасия. Толпа вломилась в дом патрикия Прова, но не нашла там его. Подожгли и этот дом.
В пятницу 16 января горели канцелярия префекта Востока, странноприимный дом Евбула, странноприимный дом Сампсона вместе с больными, церковь св. Ирины, бани Александра. 17 числа димоты уже избивали друг друга, ища доносчиков. Не щадили никого, даже женщин. Трупы бросали в море.
Юстиниан уже не мог справиться с восставшими своими силами: в городе было только три тысячи солдат. Но и они боялись высунуться: женщины и дети забрасывали их с крыш камнями и горшками. Поэтому позвали подкрепления из Евдома, Регия, Калаврии и Атиры.
Толпа, преследуемая войсками, укрылась в здании высшей школы — красивейшем дворце Октагоне (он был восьмиугольным). И его подожгли уже солдаты. Сгорели еще церковь св. Феодора, портик аргиропратов, церковь Акилины и дом ординарного консула Симмаха. Горела центральная улица Месе, прилегавшие кварталы. Сгорел остаток Августеона Ливирнон.
Юстиниан поступил неординарно. Наследующий день он взял Евангелие и отправился на ипподром. Услышав это, на ипподром отправилась и толпа. Там
Юстиниан поклялся на Евангелии, что не предполагал подобного развития событий. Он признавал вину за собой, а не за народом. Говорил о своих грехах, которые не позволили ему исполнить справедливые требования, высказывавшиеся здесь же, на ристалищах. Кое-кто уже готов был, как говорится, 'сложить оружие', раздались отдельные возгласы одобрения. Именно так поступил за двадцать лет до этого события другой император — Анастасий.
Но большинство проскандировало:
— Ты даешь ложную клятву, осел!
И все выкрикивали имя Ипатия — еще одного племянника Анастасия.
Подозревая, что будет именно так, Юстиниан еще накануне отправил двух братьев — Ипатия и Помпея — из своей резиденции, дав им наказ 'каждому сторожить свой дом'. Это уже стало известно мятежникам и позволило им думать, будто Ипатий с ними, а не с василевсом.
С ипподрома император и толпа отправились в разные стороны: восставшие спешили к дому Ипатия. Они нашли там его и его жену Марию, которая умоляла оставить ее мужа в покое. Но, забрав Ипатия с собой, мятежники привели его к форуму Константина, где провозгласили императором.
Теперь толпа захотела штурмовать императорский дворец, но сенатор Ориген отсоветовал делать это. Правда, он же предложил, чтобы Ипатий занял другой дворец, откуда мог бы вести с Юстинианом борьбу.
Все отправились на ипподром. Туда же прибыл вооруженный отряд прасинов. То ли из любопытства, то ли по убеждению, к восставшим присоединились некоторые схоларии и экскувиты. А другие отказались защищать императора.
Юстиниан, прекрасно осознавая свое положение, раздумывал, не следует ли ему бежать. Но собравшиеся с ним немногочисленные сторонники никак не могли решить, что посоветовать. Оказалось, кроме наемников Велисария к Мунда со своими отрядами, — василевса действительно некому защищать.
Императрица Феодора, в прошлом — знаменитейшая проститутка,[55] сказала единственное решительное слово. В речи, приукрашенной, вероятно, позднее и богатой метафорами, прозвучала очень правильная мысль: 'Тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо'.
Решение было принято. Император с приближенными отправился в триклиний, находившийся по другую сторону кафисмы ипподром, где всегда восседал Юстиниан, а теперь занятый Ипатием. По дороге евнух Нарсес не щадил денег, подкупая венетов. Подкупленные проникли на ипподром, и в короткий срок единодушная толпа раскололась, пошли раздоры. И в этот момент с разных сторон на ипподром ворвались отряды Велисария и Мунда, а также оставшаяся верной часть солдат. Произошла резня. Очень скоро племянники Юстиниана Вораид и Юст схватили Ипатия и Помпея и притащили их к царствующему дяде. На следующий день оба были казнены.
Только в результате резни на ипподроме погибли около 35 тысяч человек. Восстание было подавлено.
После подавления восстания Ника было конфисковано имущество 18 сенаторов — из тех сенаторов, кто так или иначе принял в волнениях участие.
На этой ноте надо, пожалуй, прерваться, чтобы, исследовав историю Византии, донести до читателя и некоторые причины столь массового участия аристократии в бунте.
Издавна Босфор был не только главными воротами Понта Эвксинского, но и главной переправой с Запада на Восток, из Европы в Азию. Фактически эта географическая точка всегда лежала на перекрестке разнообразных торговых путей. Было б удивительно, если бы в этом месте не возникло торгового поселения.
Отзвуки первопоселений остались в финикийских географических именах. Например, малая деревушка Харибда на входе в Черное море — название из фит никийской топонимики. Теперь ему соответствует Гарибче.
На акрополе Византии когда-то были открыты остатки древнейших циклопических строений,
