этрусского стиля, и янтарные ожерелья, и египетские сосуды из стекла и алебастра, и краснофигурные аттические кратеры. Присутствие греков обозначалось не только их продукцией, но многочисленными надгробными плитами на древнегреческом языке. Возраст находок колебался от V до III веков до Р.Х. Не было никакого сомнения, что такой разнообразный по характеру материал мог принадлежать только крупному портовому пункту, выполнявшему роль перевалочного пункта, то есть никто не сомневался, что в долине Треббия обнаружен некрополь Спины.
Но где же сам город? По всем правилам этрусского землеустройства, он должен был находиться рядом. Обследование округи некрополя (там, где это
позволяла природа, отступившая перед мелиораторами) не дало никаких обнадеживающих результатов. Находки были, но ни к этрускам, ни к нужному временному интервалу они отношения не имели. Все понимали, что Спина где-то рядом: вот прах ее жителей, вот веши ее жителей, — а город исчез, и даже сквозь землю провалиться не мог, потому что копали до материка, где позволяли подпочвенные воды.
В 1953 году на черный рынок древностей вдруг хлынул поток первоклассных этрусских вещей, аналогичных тем, что выставлялись в Феррарском музее. Неужели Негриоли и Ауриджемма схалтурили и не выбрали некрополь в долине Треббия до конца? Внедренные агенты быстро прояснили ситуацию: около того же Комаккьо, в районе долины Пеги, что южнее долины Треббии, начались осушительные работы; находки именно из тех мест.
Итальянские власти и на этот раз отреагировали мгновенно. (Вот бы у кого поучиться российскому правительству, которое не в состоянии сохранить не только то, что в земле или на земле, но даже то, что чуть ли не чудом попадает в музеи!) Весь предполагаемый район находок был изъят из землепользования и передан в распоряжение археологов.
В 1954 году профессор П. Ариас из Катанийского университета и будущий директор Феррарского музея Нерео Альфиери вновь бросились разгадывать тайну Спины. Именно последнему и суждено было стать тем человеком, который вернул город-призрак на этот свет. Впоследствии про-него рассказывали легенды: скажем, если Альфиери поручали разыскать совершенно утерянный римский храм, то он шел к пастухам и просил показать самую главную местную святыню, и пастухи приводили его к замшелым камням, едва показывавшимся из земли.
Однако и на этот раз вещи, попавшие на черный рынок, имели к городу Спине касательное отношение. Они происходили из еще одного некрополя Спины. Выбрать его, чтобы сберечь для потомства, казалось невыполнимой задачей, так как некрополь все еще находился под водой, местами достигавшей метровой глубины. К этому надо добавить, что гробницы не находились на дне: до них предстояло преодолеть полтора метра ила и грязи. В большинстве мест уровень воды был слишком низок; чтобы воспользоваться лодкой, и одновременно не позволял работать, стоя по колено или по пояс в воде и чувствуя, как сапоги засасывает ил. Но археологам на первое время пригодился опыт рыбаков-грабителей из Комаккьо. Они привязывали к рукам и ногам некое подобие лыж и на четвереньках одолевали трясину. Время от времени ловцы угрей (в рабочее время) прощупывали ил шестами со стальными наконечниками и крючьями, которыми и вытягивали добычу.
Понятно, что о традиционных методах раскопок археологам пришлось забыть сразу. Заложить классический раскоп они н» могли уже потому, что стены его оползали тут же. Да и рассчитывать первое время они могли только на 'трех землекопов, три бадьи и три лопаты'. (Правда, в последующие годы Ариас и Альфиери не знали, куда деваться от добровольцев.) Опыт накапливался постепенно. Скрепя сердце, археологи вынуждены были отказаться от привычных инструментов и взять на вооружение брандспойт, которым находки вымывались на поверхность. При этом, не зафиксированные на месте в гробнице, они утрачивали половину своей научной ценности. Археологи это прекрасно понимали, но выбора у них не было: главное, опередить ловцов угрей из Комаккьо. В этом темпе им удавалось в погожий день выбирать по пятнадцать гробниц. Позже они сколотили из досок раму, которая удерживала воду и грязь, и раскопки приобрели более профессиональный вид.
К концу первого сезона Феррарскому музею были переданы вещи из 342 гробниц. К 1963 году число раскопанных погребений перевалило за три тысячи.
Уже тогда по научному миру пополз слушок, что Ариас и Альфиери давно нашли Спину, но предпочитают молчать, пока не «разделаются» с некрополем. Археологи на это отвечали, что если уж кто и найдет Спину, то наверняка рыбаки из Комаккьо, которые всегда поспевают первыми.
Предметы из некрополей Треббии и Пеги были однотипны и одностильны, да и датировка их совпадала. Не было никаких сомнений, что оба некрополя принадлежали «спрятавшемуся» от них городу, крупному и богатому. Правда, собственно этрусских ве-шей в могилах было не так уж и много в процентном соотношении, в основном они были представлены терракотовыми сосудами в виде животных. Археологи определили их как флаконы для благовоний. Из-за трудностей при проведении работ не удалось установить четкую типологизацию гробниц. Вероятно, различный тип гробниц зависел от места в некрополе, что весьма характерно для этрусков, определявших место каждого в его «четверти». Это подтверждается и строго геометрической планировкой некрополей, которую выявила аэрофотосъемка. И тем не менее некрополи Спины не шли ни в какое сравнение с гробницами классической Этрурии: со склепами, стены которых покрыты фресками, с богатством погребального инветаря, с каменными саркофагами, статуарно изображавших на крышках умерших. В Треббии и Пеги лишь иногда устанавливали стелу или складывали горку из камней. Покойников, возможно, хоронили даже без гробов (хотя они могли и не сохраниться). Только в двух случаях были обнаружены небольшие каменные саркофаги с пеплом. Все это скорее всего объясняется тем, что в округе господствовала аллювиальная почва и песок, камень надо было везти издалека.
Однако некоторые закономерности археологам удалось проследить. Умерших всегда клали головой на северо-запад, погребальную утварь ставили справа, независимо от состояния или касты каждый держал в руке обол Харона — плату за проезд в царство теней. И еще один вывод напрашивался сам собой: поскольку в некрополе Пеги захоронения были гораздо многочисленнее, следовало предполагать, что и располагался он ближе к городу.
Все годы в свободное от раскопок некрополя время Альфиери бродил по окрестностям, говорил со стариками, рыл шурфы, пытался восстановить древнюю карту береговой линии и старые рукава По. Такую карту ему удалось создать по отложениям наносов в дельте и расположению дюн. Он даже выяснил, что некрополи некогда располагались на гребне вытянутой песчаной косы, соответственно и город должен был стоять на подобной косе. Но участок возможного месторасположения Спины по-прежнему был слишком велик, к тому же большая его часть находилась под водой. Альфиери не сдавался. Он призвал на помощь историческую географию в надежде, что какое-нибудь из окрестных названий средневековых поселений должно сохранить хотя бы намек на античный город. 28 июля 1956 года в архиве Равеннской епархии он наконец обнаружил упоминание о церкви Санта-Ма-рия в Падо-Ветере. Название деревни ясно указывало, что когда-то она стояла на берегу древнего русла По (Пада). Самой церкви давно и след простыл, но местечко, где она стояла, было известно и теперь под именем Паганелла.
Альфиери уже не сомневался, что нашел Спину, и горько просчитался: в районе Паганеллы ему удалось собрать лишь поздний, римский материал.
