понимаете ли, верю в то, что сделаю что-нибудь выдающееся. И душа моя уносится на неведомые высоты.
Дюма совершенно прав: не вы владеете сюжетом, а сюжет вами. Человек, который ставит на карту 100 су, может испытывать те же муки, какие испытывает тот, кто ставить сто тысяч франков. Итак, я могу следить за собою.
Нет, нет! Я чувствую такую потребность передать свои впечатления, такую силу художественного чувства, столько смутных идей толпятся в моей голове, что они не могут не проявиться когда-нибудь…
Где и как найти способ выразить все это?
Вторник, 29 августа. Что я делаю? Маленькую девочку, которая накинула на плечи свою черную юбку и держит открытый зонтик. Я работаю на воздухе и дождь идет почти каждый день. И потом… что это может значить? Что это, в сравнении с мыслью, выраженною в мраморе.
Ариадна! Жулиан и Тони нашли, что в эскизе было чувство, меня этот сюжет волнует, как теперешняя картина. Вот уже три года, что я собираюсь заняться скульптурой, чтобы выполнить этот замысел.
Тезей убежал ночью и, с наступлением утра, Ариадна, увидев себя одинокой, начинает обыскивать остров по всем направлениям; и вот, при первых лучах солнца, с высоты крутого утеса, замечает на горизонте все уменьшающуюся точку – корабль… Тогда… Вот мгновение, которое трудно описать и которое нужно схватить: она не может идти дальше, она не может звать: корабль едва чернеет на горизонте. Тогда она падает на утес, опустив голову на правую руку, и вся ее поза должна выражать весь ужас одиночества и отчаяния этой бессовестно покинутой женщины… Я не умею объяснить, но в ее фигуре должно выражаться бессильное бешенство, полный упадок сил, высшая степень подавленности, и все это страшно волнует меня.
Пятница, 1 сентября. Сегодня я получила письмо от мамы, которая пишет, что молодые соседки приезжают погостить на два месяца со своими друзьями, и что будет устроена большая охота. Она собирается возвращаться назад, но я просила предупредить меня на случай, если… И вот она меня предупреждает, вызвав во мне целую бурю сомнений, неизвестности и замешательства. Если я поеду, моя выставка погибла… Если бы еще я проработала все лето, я имела бы предлог – желание отдохнуть; но этого не было. Согласитесь, все было бы превосходно, но это слишком невероятно. Провести четверо суток в вагоне железной дороги и пожертвовать работой целого года, чтобы поехать туда, попытаться понравится и выйти замуж за человека, которого никогда до тех пор не видела? Разум и его доводы не имеют в этом случай никакого значения… Раз я обсуждаю эту глупость, я способна сделать ее… Я не знаю, что делать… Я пойду к гадалке, к старухе Жакоб, которая предсказала мне, что я буду очень больна.
За двадцать франков я купила себе счастье, по крайней мере, на два дня. Старуха Жакоб наговорила мне массу приятных, но немного запутанных вещей. Но что постоянно повторяется, это то, что я буду иметь огромный, блестящий успех, журналы заговорят обо мне: у меня будет большой талант… и потом перемена судьбы, счастье в замужестве, много денег и путешествия, да, много путешествий.
Я отправляюсь спать, полная глупой, ребяческой радости – ведь это стоило всего 20 франков. Я поеду не в Россию, а в Алжир; если это должно случиться, это случится так же, как и в России.
Покойной ночи, мне так хорошо после всего этого; завтра мне будет легче работать.
Я только что читала Бальзака! Кстати, я схожусь с его де-Марсэ, когда говорю об этом втором я, которое остается равнодушным наблюдателем первого. И подумать, что Бальзак умер! Счастье любви можно познать, только любя человека с всеобъемлющим гением… В Бальзаке вы найдете все… Я положительно горжусь тем, что иногда думала так же, как и он.
В России. Суббота, 14 октября. На границе мы расстались с тетей, и я продолжаю путешествие с Полем. На станциях я делаю эскизы, а в вагоне читаю Теофиля Готье.
Четверг, 19 октября. Наконец-то они у нас! Они приехали с Мишкой к завтраку. Старший, Виктор, стройный брюнет, с большим, немного толстым орлиным носом и довольно толстыми губами; у него аристократическая осанка и он довольно симпатичен. Младший, Василий, такого же высокого роста, гораздо толще брата, очень белокурый, краснощекий и с плутоватыми глазами; он имеет вид человека живого, воинственного, сообщительного, грубого и… пошлого. На мне было вчерашнее платье: белое, шерстяное, короткое и очень простенькое. Детские башмаки из темно-красной кожи; довольно высокая прическа. Я не в лучшем своем виде, но и не очень дурна.
Происшествие. Их кучер напился и, мне кажется, это здесь весьма обыкновенное явление; тогда князь Василий вышел, как ни в чем не бывало, и побил несчастного кулаками и сапогами со шпорами. Не правда ли, дрожь по спине пробегает? Этот мальчик ужасен, и в сравнении с ним старший кажется мне симпатичным.
Не думаю, чтобы кто-нибудь из них в меня влюбился; во мне нет ничего, что могло бы им понравиться; я среднего роста, пропорционально сложена, не очень белокура; у меня серые глаза, грудь не очень развита и талия не слишком тоненькая… что до душевных качеств, то, без излишней гордости, я полагаю, что я настолько выше их, что они не оценят меня.
Как светская женщина я едва ли привлекательнее многих женщин их круга.
Пятница, 20 октября. – Понедельник, 23 октября. В субботу утром всеобщее смущение. Князья извиняются. Они не приедут на охоту, так как отозваны телеграммой в соседнее имение. А я так старалась одеться! Папа позеленел, а мама покраснела. Я хохотала от души. Наконец мы тронулись, с досадой и давая себе слово не ехать дальше чем до Мишеля, который приготовил великолепный завтрак, и где предполагали дать отдохнуть лошадям. Потом, немного успокоившись, мы продолжали путь, ссорясь каждые пять минут. Мишке сказали, что маме нездоровится.
Впрочем, охота была великолепна: убили 15 волков и одну лисицу. Погода была превосходная; мы пили чай в лесу, причем на нас смотрела толпа крестьян, которые перед тем загоняли зверя. Потом дали водки крестьянам.
Сегодня был один из тех хороших вечеров, какие бывали во времена маминого господства. Все свечи зажжены, все двери раскрыты, и семь больших зал кажутся совершенно полными, хотя нас было всего шестнадцать человек.
Вторник, 7 ноября. Тут ездят на бал, пьянствуют с товарищами, играют в карты, ужинают с танцовщицами; с дамами же разговаривают только тогда, когда влюблены в них.
Разговаривать просто со знакомыми и обо всем, как во Франции – этого в здешних странах и не знают, единственный предмет для разговора – самые вульгарные, самые плоские сплетни. Лучшее развлечение – гостиница: туда собираются окрестные помещики и проводят там целые недели; ходят друг к другу в гости по комнатам, пьют и играют в карты. Театр пуст, а ко всему, что напоминает интеллигентное препровождение времени, относятся с отвращением.
Перед аристократией в этой благословенной стране все преклоняются. Что, если бы я сделалась такою? Нет, надо уехать!
Возвращаюсь к князьям. К великому удивлению всей Полтавы я продолжаю обращаться с ними, как с простыми светскими людьми, мне равными, и они мне не особенно нравятся. Однако младший, тот, который побил кучера, – веселый, любезный и неглупый человек.
Правда, он побил кучера… Но это отчасти объясняется его молодостью и страной, в которой это происходит. Вы думаете, это удивляет или шокирует кого-нибудь? В другом это было бы совершенно естественно, в князе Р. – прелестно! Нет, я уеду!
