сковородке или в очаге. Могильщик услышал, как начинает трещать одежда, шарф начал быстро нагреваться, запарил, но лицо пока не жгло. Но это было лучше, чем если бы шерстяной шарф загорелся.
Купец, бегущий позади, закричал от боли. Велион быстро обернулся. Нет, Альх не упал и не остановился, не бросился назад, он, вопя от боли, продолжал бежать. Могильщик видел, как начинают съёживаться волосы на его голове, кучерявиться борода. Ничего, они пробежал уже половину расстояния, всё пройдёт нормально.
И тут произошло то, чего он опасался больше всего – начали рушиться чары, наложенные на двери и прочую горящую ерунду. Справа что-то тяжело гукнуло, огонь будто бы вспучился, вскипел. Велион успел проскочить. Альх – нет. Но могильщик не оборачивался.
Пламя кончилось неожиданно. Тотенграбер пробежал по инерции ещё футов двадцать, остановился. И принялся как можно быстрее разматывать горячий, как свежий суп, шарф. Он едва успел скинуть с лица шарф, как мимо него, чуть не сбив с ног, с воплями пробежал Альх. Его плащ полыхал.
Велион выругался, быстро сбросил с себя плащ, в несколько прыжков догнав купца, сбил его с ног и принялся сбивать огонь. Альх, хвала богам, не стал дёргаться, сжался в комок и замер.
Но пламя не сбивалось.
Могильщик ещё раз выругался, бросил плащ и полёз в огонь рукой. Было чертовски больно, но Велион продолжал шарить по плащу. Наконец, он ухватился за что-то, плотный полыхающий комок. Тотенграбер отодрал его от плаща, пламя окутало его руку, но перчатку, естественно, не жгло. Могильщик с воплем швырнул комок в сторону, затряс рукой, сбивая пламя с рукава. Это помогло. Тогда он вновь поднял плащ и начал молотить им по спине купца. Пламя удалось сбить через несколько секунд, от плаща поднимался только едкий дым.
Велион грубо схватил стенающего от боли купца и принялся стаскивать с него тлеющий плащ. Когда это удалось, могильщик увидел, что на спине у купца большой ожог с три или четыре ладони величиной. Тотенграбер сорвал с пояса фляжку с водой и вылил остатки на ожог, больше помочь было нечем. Купец застонал.
- Надо уходить, быстрее, - хрипло сказал Велион, поднимая Альха на ноги.
Они добрались до бивака, который устроили прошлым вечером, через два часа после заката. Альх шёл с трудом, его приходилось постоянно поддерживать, несмотря на то, что обожженная рука могильщика сильно саднила, да и сам он, охромевший, едва шагал.
Когда они, наконец, выбрались из города, за их спиной багровело пламя пожара. Судя по скорости, с которой разгорался город, он будет уничтожен через пару дней, если, конечно, не пойдёт дождь. Хотя, вряд ли дождь затушит такой пожар.
Стража обоза встретила их радостными криками – они были сильно обеспокоены пожаром. Купца бережно переняли с рук Велиона и отнесли на повозку. Альху несказанно повезло – вечером к лагерю подошёл странствующий лекарь, а солдатам удалось уговорить его заночевать с ними.
Через час, когда ожоги и Альха, и Велиона были обработаны мазью, купец с трудом подошёл к могильщику, сидящему у костра и баюкающему на коленях обожженную руку, сел рядом.
- Знаешь, - после продолжительного молчания сказал купец. – Лекарь запросил за помощь такую цену, что у меня, с вычетом зарплаты охранникам, не останется ни гроша. Тебе придётся подождать, когда я реализую товар.
- Я собрал в городе достаточно, - ответил Велион. – В мои планы не входит путешествие с вами, я иду в горы. К тому же, ты так и не нашёл дочь.
- Ничего страшного. Я понял, как трудно быть могильщиком… и рад, что потерял дочь только прошлой осенью, а не на четыре года раньше. А ещё, - купец слабо улыбнулся, - охранники теперь уважают меня ещё больше.
Велион хмыкнул. В левой, не обожженной, руке он держал старый кусок бумаги – письмо, одно из тех, что забрал из шкатулки. Наверное, оно отвалилось от общей кучи и поэтому осталось в кармане. Могильщик думал выбросить письмо или оставить. Его глодало обычное человеческое любопытство.
- Могильщик… - произнёс купец после долгой паузы.
- Что?
- Я благодарю тебя. Ты помог мне обрести покой. Возможно, только на время, но… - Альх замолчал. – И этот ожог – не самая большая цена за покой. Я думал, что она будет непомерной… и была бы, но ты спас меня. Спасибо.
Велион кивнул и, повертев в руках письмо, сунул его в карман.
Сколько же ему придётся заплатить за свой покой?
На губы выползла горькая усмешка. Он уже давно знал цену.
И эта цена – жизнь.
Глава 3. Неотправленное письмо
Велион давно не был в этих краях, почти восемь лет. Причиной, по которой ноги сами понесли его в эту деревню, было письмо, вынесенное им из Эзмила. Из любопытства тотенграбер всё-таки прочитал его. Потом ещё раз и ещё, и понял, что не продаст никому. Сейчас он жалел об этом, но было уже поздно. Клок пергамента разбудил в нём старые, казалось, забытые напрочь чувства и воспоминания.
«Дорогая моя Амелла, - говорилось в письме, - прошло долгих три недели с нашего расставания. Я впервые решился написать вам… Вы знаете, что мои родители не приемлют отношений дворянина с волшебницей. Я поражаюсь их глупости, а так же глупости многих других, считающих, что магия – зло. Поспешу вас успокоить, сообщив, что моё отношение к магам более чем тёплое, и дело вовсе не в моих чувствах к вам. Магия помогает решить нам многие проблемы, на магии стоит наша великая Империя…
Впрочем, я бы не хотел обсуждать сейчас эту тему. Я пишу вам, дорогая моя Амелла, чтобы выразить глубину своей неподдельной любви и сообщить о том, как соскучился по вас. Я вспоминаю наше прощание каждый день, каждую ночь, каждый миг, миг, растянувшийся на тысячелетия, ведь жизнь без вас, моя возлюбленная, кажется мне бессмысленной. Однако моё сердце не останавливается, несмотря на то, что от разлуки с вами оно беспрестанно болит. Я продолжаю жить, чтобы когда-нибудь встретиться с вами, узнать, что все слухи о том, что магия навсегда меняет человека – ложь завистников, которые не были благословлены бесценным даром. Долгих десять лет обучения в академии… Мне уже будет двадцать пять, вам – двадцать шесть… Наверное, у меня к этому времени будет двое или трое детей, вы же… Я надеюсь, что вы не изменитесь. Я тоже постараюсь не меняться, останусь таким же…
Я знаю, моя возлюбленная, что вы никогда не получите это письмо. Это запрещают ваши правила… десять лет изоляции – это очень тяжело. Но ведь и я не смогу отправить его: если мои родители узнают о нём, наказания не миновать. Я пишу это письмо в надежде, что
