Женщина и социализм

высказал относительно большей части наших ученых, но мог бы доказать это многочисленными фактами. Однако я удовольствуюсь тем, что наряду с мнением такого человека, как Бокль (см. стр. 312 настоящей книги), приведу мнение Фридриха Альберта Ланге, который на стр. 15 второго издания своего «Рабочего вопроса» говорит о фальсифицированной науке, которая по первому знаку капиталистов отдается в их распоряжение. И, разобрав далее господствующие взгляды на государственные науки и статистику, Ланге продолжает: «То, что подобные воззрения (монархические) оказывают свое воздействие и на людей науки, легко объясняется разделением труда в духовной области. При редко встречающейся свободной философии, собирающей все науки в один световой фокус, даже наши самые знаменитые ученые-исследователи — в известной мере дети всеобщего предрассудка: они, правда, очень хорошо видят в своем узком кругу, но вне его они не видят ничего. Если присоединить к этому несчастью оплачиваемой государством и ремесленно преподаваемой «философии», которая всегда готова объявлять существующее разумным, то откроется достаточно оснований сдержанности в тех случаях, где сами научные вопросы совершенно непосредственно приводят к элементам будущей мировой революции, как это имеет место в законе борьбы за существование».

Эти разъяснения Ф. А. Ланге ясны. Они не нуждаются в дополнениях. Подробности Циглер найдет у Ланге в первой и второй главах его книги. Циглер говорит далее, что ему советовали не приниматься за сочинение против меня, а вместо этого окончить уже давно начатую книгу по эмбриологии, «что было бы полезнее для его карьеры». Я тоже думаю, что это было бы разумнее не только для его карьеры, но и для его научной репутации, которая не возросла от книги, направленной против меня. Я не могу здесь подробно входить в рассмотрение возражений Циглера против взглядов на отношения полов у племен, стоящих на низшей ступени человеческого развития. Эти отношения, со времени Бахофена и Моргана, все более и более делаются предметом научного исследования. Не проходит почти ни одного дня, который не приносил бы новых и убедительных фактов в духе воззрений Бахофена — Моргана, и я сам в первом отделе предлагаемой книги привел для широких кругов несколько новых фактов, которые, по моему убеждению, точно так же бесспорно доказывают верность этих взглядов. Появившаяся между тем, работа Кунова «Родственные организации австралийских негров», о которой я говорю в первом отделе этой книги, дает не только массу новых фактов в том же направлении, но, кроме того, подробно разбирает взгляды Вестермарка и Штарке, на которые опирается Циглер, и опровергает их самым основательным образом. Ради сбережения места я направляю Циглера к этой работе.

Там, где Циглер сам старается доказать, что единобрачные отношения между мужчиной и женщиной являются «обычаем, основывающимся на природе» (стр. 88 его книги), он делает труд доказательства уж слишком легким для себя. Сначала единобрачные отношения вытекают у него из чисто психологических оснований: «любви, обоюдного страстного желания, ревности», но затем он говорит, что брак необходим, «ибо через публичное заключение брака муж по отношению к обществу признает обязательство остаться верным своей жене, заботиться о ней и, воспитывать своих детей». Итак, сначала моногамия — «обычай, основывающийся на природе», отношения, вытекающие из «чисто психологических оснований», то есть нечто законам природы само собой понятное, а несколькими страницами далее брак определяется как законное принудительное учреждение, созданное обществом для того, чтобы муж оставался верен своей жене, заботился о ней и воспитывал своих детей. «Разъясните мне, граф Эриндур, это раздвоение природы». У Циглера добрый гражданин погубил естествоиспытателя.

Если публичное заключение брака необходимо для мужа, чтобы он остался верен своей жене, заботился о ней и воспитывал своих детей, то почему Циглер не говорит ни единого слова о таких же обязанностях жены? Он невольно сознает, что жена в современном браке находится в подчиненном положении, которое заставляет ее всегда делать то, что от мужа должно быть еще только получено путем особого торжественного обязательства, в бесчисленном числе случаев нарушаемого.

Циглер, однако, не настолько ограничен и невежествен, чтобы не знать, что, например, еще в Ветхом завете основой патриархальной семьи была полигамия,[9] которой предавались все патриархи до царя Соломона, и их от этого не удерживал обычай, «основанный на природе», а «психологические основания моногамии»[10] не оказывали на них никакого действия. Полигамия и полиандрия,[11] существовавшие в историческое время целые тысячелетия, — из них первая еще ныне признается на Востоке социальным учреждением многими сотнями миллионов людей — противоречат самым решительным образом приводимым Циглером «естественнонаучным» основаниям и доводят их до абсурда. Именно к абсурду приходят, если пытаются судить о чужих обычаях и социальных учреждениях с точки зрения ограниченных буржуазных предрассудков и ищут естественнонаучных оснований там, где имеют значение лишь социальные причины.

Циглер мог бы также не трудиться приводить примеры из половой жизни человекообразных обезьян, чтобы доказывать этим, что моногамия является своего рода естественной необходимостью, ибо обезьяны не обладают, подобно людям, социальной организацией — хотя бы самой примитивной, — которая управляла бы их мышлением и поступками. Дарвин, на которого он ссылается против меня, был гораздо осторожнее в своем суждении. Дарвину, правда, казалось невероятным существование «брачной общности» и предшествовавшего ей состояния всеобщего полового смешения, но он был достаточно объективен, чтобы сказать, что все те, кто наиболее основательно изучили предмет, держатся другого мнения, чем он, и «брачная общность» (это специфическое выражение принадлежит нам. — Авт.), включая и брак между братьями и сестрами, составляла первоначальную и всеобщую форму полового общения на всей земле.[12] Но со времени Дарвина исследование первобытного состояния общества сделало большой шаг вперед; многое, что тогда могло казаться сомнительным, теперь ясно, и, вероятно, сам Дарвин, если бы он еще был жив, отбросил бы свои прежние сомнения. Циглер подвергает сомнению учение Дарвина об унаследовании приобретенных свойств и самым решительным образом борется против этого взгляда; но самим Дарвином оставленные под сомнением воззрения о том, что моногамия была у людей первоначальным отношением полов, принимает он как непогрешимые, с жаром верующего христианина, который считал бы опасным для спасения своей души неверие в догмат святой троицы или, если он католик, в беспорочное зачатие Марии. Циглер находится в большом заблуждении, если он думает, что можно скрыть фазы развития половых сношений на различных культурных ступенях человечества, подвергая доказанные факты сомнению, крайне догматическому и в то же время исторически и естественнонаучно совершенно ложному.

В вопросе о моргановском объяснении развития половых отношений на различных ступенях развития общества с Циглером и его единомышленниками происходит то же самое, что с большинством наших ученых относительно материалистического понимания истории. Им недоступна простота и естественность этого понимания, уясняющего и объясняющего все явления, кажущиеся столь противоречивыми и неясными с другой точки зрения; это понимание слишком просто, и в нем нет места спекулятивным мудрствованиям. Кроме того, они боятся, сами того ясно не сознавая, что эти взгляды отрицательно скажутся на прочности существующего государственного и общественного порядка; ибо, если законы развития действительны и для общества, как может тогда буржуазное общество утверждать, что не