Женщина и социализм

притом одного или двух исследований в неделю совершенно недостаточно. Так, доктор Блашко говорит:[147] «Предположение, что контроль проституток является охраной от заражения, — к сожалению, очень распространенное и роковое заблуждение. Можно скорее сказать, что всякий, кто вступает в сношение с проституткой или легкомысленной девушкой, всякий раз подвергает себя очень большой опасности».

Эти мероприятия не могут иметь успеха еще и потому, что не касаются мужчин, которые переносят заразу от одной женщины к другой. Проститутка, только что исследованная и оказавшаяся здоровой, в тот же час заражается больным мужчиной и передает болезнь ряду других посетителей до следующего контрольного дня или до тех пор, пока она сама не заметит болезни. Контроль не только недействителен, но ведет еще к тому, что эти исследования, совершаемые мужчинами-врачами, а не женщинами, глубоко уязвляют чувство стыдливости и приводят к его полному уничтожению. Это подтверждается большим числом врачей, имевших дело с этим контролем.[148] Даже официальный отчет берлинского полицейского управления говорит: «Можно также согласиться, что занесение в списки заставляет подвергшуюся этой мере морально опуститься еще ниже».[149]

И проститутки делают все возможное, чтобы избежать контроля. Дальнейшим следствием этого полицейского мероприятия является то, что проституткам в высшей степени трудно, даже невозможно вернуться к честному заработку. Женщина, подпавшая под полицейский контроль, потеряна для общества; через несколько лет она большей частью гибнет. Правильно и обстоятельно высказался против полицейской регламентации проституции пятый конгресс для борьбы с безнравственностью, заседавший в Женеве, заявив следующее: «Обязательное врачебное исследование проституток является одним из самых жестоких наказаний для женщин, так как оно окончательно губит несчастную, насильно подвергнутую осмотру, разрушая остаток чувства стыдливости, которое может еще существовать у наиболее падшей. Государство, желающее полицейским способом регулировать проституцию, забывает, что оно обязано одинаково охранять оба пола, что оно морально губит и унижает женщину. Всякая система официального регулирования проституции ведет к полицейскому произволу и к нарушению судебных гарантий, которые обеспечены всякому индивидууму, даже величайшему преступнику, против произвольного ареста и заключения. Так как эти правовые нарушения происходят только ко вреду женщины, то отсюда вытекает противоестественное неравенство между нею и мужчиной. Женщина принижается до предела и не рассматривается более как личность. Она стоит вне закона».

Как мало помогает врачебно-полицейский контроль, лучше всего показывает пример Англии. До введения в 1867 году законной регламентации случаи заболевания венерическими болезнями у военных, по официальному армейскому отчету, составляли 91 на тысячу. В 1886 году, после девятнадцатилетней регламентации, — 110 на тысячу, но в 1892 году, шесть лет спустя после отмены регламентации, — только 79 на тысячу. Среди гражданского населения с 1879 до 1882 года, следовательно во время регламентации, случаи сифилиса составляли десять на тысячу, с 1885 по 1889 год, то есть после отмены регламентации, — 8,1 на тысячу.

На проституток, подвергшихся исследованию, закон действовал совсем иначе, чем на войска; в 1866 году на каждую тысячу проституток приходилось 121 заболевание, в 1868 году, когда закон действовал уже два года, 202 заболевания; они постепенно потом падали, но в 1874 году еще превышали на 16 случаев число заболеваний в 1866 году. Точно так же и смертность среди проституток ужасающим образом усилилась в период действия закона. В 1865 году на тысячу проституток приходилось 9,8 смертных случаев, в 1874 году — 23. Когда к концу шестидесятых годов английское правительство сделало попытку распространить действие закона на все английские города, то английские женщины подняли бурю возмущения. Они смотрели на этот закон как на оскорбление всего женского пола. Habeas corpusakte, этот основной закон, говорили они, защищающий английского гражданина от превышения полицейской власти, отменяется для женщин; всякому грубому — мстительному или толкаемому другими низкими мотивами — полицейскому позволяется схватывать самую уважаемую женщину, раз у него имеется подозрение, что она проститутка, а распущенность мужчин остается незатронутой и даже охраняется и поощряется законом.

Хотя это выступление английских женщин под руководством Жозефины Батлер в защиту подонков их пола вызвало ложные и унизительные замечания со стороны ограниченных мужчин, тем не менее они продолжали с большой энергией бороться против введения этого закона. В газетных статьях и брошюрах писалось «за» и «против», и это помешало распространению закона на всю Англию, а в 1886 году последовала и полная его отмена.[150] У немецкой полиции имеется подобная же власть, и было оглашено немало случаев, происшедших в Берлине, Лейпциге, Кёльне, Ганновере и во многих других местах, которые доказывают, что при применении этой власти легко происходят злоупотребления и «недоразумения», но у нас ничего не слышно об энергичной оппозиции против подобных полномочий.[151] Даже в мелкобуржуазной Норвегии в 1884 году публичные дома были запрещены, а в главном городе, Христиании, в 1888 году были отменены насильственная запись проституток и связанный с нею осмотр. В январе 1893 года это распоряжение было распространено на всю страну. Очень верно говорит госпожа Гильом-Шак относительно «предохранительных мер» государства для мужчин: «К чему учим мы наших сыновей уважать добродетель и нравственность, раз государство объявляет безнравственность необходимым злом, раз оно предлагает молодому человеку, прежде чем он достиг духовной зрелости, как игрушку его страстей, женщину в виде товара, на который власти поставили клеймо?»

Венерически больной мужчина в своей необузданности может заразить еще много этих несчастных существ, которые большей частью занялись постыдным ремеслом из горькой нищеты или будучи соблазненными; паршивый мужчина остается в стороне, но горе больной проститутке, если она тотчас не обратится к врачу. Гарнизонные, университетские, приморские и другие города, со своим скоплением сильных и здоровых мужчин являются главными очагами проституции и ее опаснейших болезней, которые отсюда переносятся в самые отдаленнейшие уголки страны и повсюду распространяют заразу. Насколько нравственна большая часть наших студентов, об этом «Korrespondenzblatt zur Bekampfung der offentlichen Sittenlosigkeit»[152] говорит так: «У огромного большинства студенчества понятия о том, что нравственно в настоящее время, ужасающе низки, даже прямо позорны». И из этих кругов, гордящихся своей привязанностью к Германии и своими «немецкими нравами», вербуются наши правительственные чиновники, наши прокуроры и судьи.

Насколько ухудшились условия жизни в данном отношении специально среди студенчества, видно и из того, что осенью 1901 года значительное число профессоров и врачей — и среди них были известные специалисты — обратились с воззванием к немецкому студенчеству, указывая ему печальные последствия половых эксцессов и предостерегая его от чрезмерного употребления алкоголя, действующего во многих случаях возбуждающе на половую распущенность. В конце концов понимают, что скрывать все это больше нельзя, надо называть вещи своими именами, чтобы хоть сколько-нибудь остановить несчастье, всех последствий которого нельзя и охватить. И другим классам следует принять близко к сердцу эти предупреждения.

«Грех твой взыщется на твоем потомстве до третьего и четвертого поколения». Это