желаешь ты, о, моя прекрасная? Шкуру белого медведя? Сахарных кристаллов с Востока? Рубинов из Азии?..
Алина отщипнула от грозди одну ягодку, положила ее в рот, разжевала и с отвращением выплюнула.
— Они хуже крыжовника!
— Алина…
— Да, да, они просто незрелые, ты ведь предупреждал, Придет время, и они станут сладкими. Рауль, я тоже была незрелой. Всего несколько дней тому назад я все еще была зеленой и кислой. Но теперь с каждым днем делаюсь спелее и слаще…
— Алина, — воскликнул он и потянулся к ней.
Но она предостерегающе подняла руку.
— Ты спросил, чего я хочу.
— Да?
Как сразу он насторожился. И встревожился. Алине захотелось плакать, ведь Рауль де Журэ не тревожился никогда и ни о чем. Но то были бы слезы счастья.
— Я хочу, чтобы часть дохода с моего приданого здесь, в Англии, была предоставлена мне в полное и безраздельное пользование, а поверенным стал некто Ингельрам, английский виноторговец из Бордо.
Рауль удивленно поднял брови, но только кивнул.
— Согласен. Что еще?
— Чтобы со мной поехали две девушки из Брома или из Хейвуда, если они согласятся.
— Разумеется. Ты вольна сама выбирать себе служанок. Что еще?
— Ну, — протянула Алина, — если ты и впрямь хочешь разыскать для меня сахарные кристаллы с Востока…
Он обнял ее, и в глазах молнией сверкнула радость.
— Ты и так сладкая.
И после долгого неуверенного молчания робко спросил:
— Значит, да?
Алина кивнула, чувствуя, как подступили к глазам слезы.
Он снова отстранил ее от себя, будто никак не мог наглядеться, и она увидела на его лице такое счастье, что заплакала.
— Прекрасно обдуманная капитуляция, моя маленькая крепость, — улыбнулся Рауль, утирая слезы с ее щек. — Господи боже, да ты просто создана для моей семьи. Я не говорил, как ты похожа на мою мать?
На этот раз его поцелуй был долгим. Алина понимала разумом, что скоро они поженятся и будут лежать, обнявшись, нагие, но желание взыграло в ней, как родник, вдруг пробивший себе дорогу из-под скалы.
После нежных ласк ей пришлось сообщить, что Галеран настаивает на поездке домой, чтобы получить у Губерта отцовское благословение.
— Опять на север? — застонал Рауль, но продолжал улыбаться и прижимал Алину к себе так крепко, будто не собирался отпускать. — Я там погибну.
— Может быть, мне разыскать для тебя шкуру белого медведя? — Она провела рукой по его груди. Если б можно было коснуться его кожи…
— Лучше прижмись ко мне ночью… или нет. Это может оказаться смертельным.
— Смертельным? — Пальцы Алины скользнули выше, к шее, где была хотя бы полоска открытой кожи. — От короткого воздержания никто еще не умирал.
Рауль поймал ее руку, поцеловал кончики пальцев.
— Чертовка. Но кое-кто из нас знает, что теряет.
— Ты хочешь сказать, кое-кто из нас более искушен в воздержании, — парировала Алина, с усмешкой вырывая у него руку, и, прежде чем он успел вернуть утраченное, вытащила его из амбара. Ей не терпелось побежать к Галерану и Джеанне и поделиться новостью с ними.
Рауль не очень сопротивлялся, только пробормотал:
— Опять бросаешь мне вызов со стен, зеленый новичок?
Помня эти слова, Алина не особенно удивилась, когда ночью Рауль появился у нее в спальне.
Она спала в одной постели с Джеанной, а Уинифрид — на полу, на подстилке у детской люльки. Рауль тронул Алину за плечо, тихо окликнул по имени, а когда она проснулась, поманил за собою. Снедаемая любопытством и нарастающим возбуждением, она ухватилась за его руку и встала.
Стоя на полу босиком, в одной рубашке, она беззвучно спросила одними губами:
— Что, по-твоему, ты сейчас делаешь?
— Принимаю твой вызов. — И он повел ее к двери, Алина знала, что не должна идти, но, как всегда, не смогла противиться соблазну. Она опасливо оглянулась на Джеанну, у которой был замечательно чуткий сон, и та как будто бы улыбнулась.
И тут соглядатаи и стража!
От волнения у Алины захватывало дух, но ум был занят вопросами сугубо практическими: как, к примеру, Рауль найдет укромный угол в доме, до отказа забитом людьми?
На верхнем этаже дома, где они все спали, располагался зал, а к нему вели три проходные комнаты. Та комната, которую она делила с Джеанной, была дальше всех от зала. Из нее можно было выйти в мужскую спальню, откуда сейчас вырывался оглушительный храп лорда Вильяма. Здесь для Рауля и Галерана на полу постелили циновки. Затем шла комната, где в одной большой кровати под балдахином мирно спали Хьюго, Мэри и обе их дочери, а их слугам пришлось лечь на полу.
Пробираясь между простертых на полу тел, Алина услышала шорох дождя. Значит, Рауль вел ее не на улицу.
В зале, должно быть, спят вповалку остальные слуги.
Да, задача нелегкая даже для опытного воина.
Он привел ее в закуток между залом и комнатой, рядом с лестницей, ведущей на нижний этаж. Но ведь внизу ночуют слуги из винной лавки и стражники?
Лестница была деревянная, прямая, и между двумя маршами под узким высоким окном помещалась небольшая ровная площадка. Рауль остановился, бесшумно сел, увлекая за собою Алину.
— Очень умно, — прошептала она, зная
— Обычная разведка.
Он нежно, почти отечески, поцеловал ее в щеку. Так и она сама могла бы чмокнуть Донату.
И все же не так; ощущения были совсем иными, и она начинала уже дрожать от возбуждения.
Он ласково растирал ей руки, будто она дрожала от холода, и говорил с ней так тихо, что она скорее кожей ощущала теплое дыхание и угадывала слова, чем слышала звук его голоса.
Он рассказывал, как впервые оказался в Хейвуде и увидел ее, как росло и менялось его чувство к ней: от любопытства к интересу, от восхищения к одержимости, от одержимости к любви. То была атака атак, обращавшая остатки недоверия и сопротивления в трепетную нежность к победителю, к возлюбленному.
А руки его непрестанно ласкали ее, не делая притом ничего такого, что хоть отдаленно
