— Меня интересуют планы маркиза относительно завтрашнего путешествия.
Слуга старательно сохранял бесстрастный вид.
— Что передать ему, миледи, когда он придет?
— Нет-нет, ничего не надо передавать. Это не к спеху.
Она закрыла дверь и бросилась на постель. Зачем, о, зачем она поддалась этому безумному порыву и так выдала себя!
Можно ли надеяться, что слуга не доложит о ее визите? Она молилась об этом, проклиная свою жаждущую плоть, приведшую ее к опасной черте.
Диана лежала на спине, глядя на серый шелк балдахина. Он такой же серый, как его глаза… Она всегда опасалась, что пылкое воображение приведет ее к неприятностям. Надо сдерживать свои порывы. Ей следовало бы оставаться праведницей и хранить первозданную чистоту, как монахиня.
В окно заглядывала полная луна. Как ужасно, что все ее надежды рушатся.
Неожиданный стук из соседней комнаты заставил ее встрепенуться. Она смотрела на дверь, как будто перед ней были врата ада.
Снова раздался негромкий стук.
Диана вскочила с постели, чувствуя, как колотится сердце. Что делать, если он явится к ней с определенными намерениями? И почему ее настроение так резко изменилось?
Судорожно втянув воздух, она открыла дверь.
Маркиз был полностью одет, отчего она почувствовала себя неловко в своей шали.
— Да, милорд?
— Извините за вторжение, леди Аррадейл, особенно в такой поздний час. Прошу уделить мне всего несколько минут.
Диана снова вздохнула, но на этот раз разочарованно. Нет, он едва ли догадывался, что она одета ко сну.
Диана отступила, приглашая его войти.
— Конечно, милорд. Чем могу помочь вам? У меня найдется портвейн, если хотите.
Он отказался, значит, ей не удастся найти поддержку в бутылке. Она жестом предложила ему сесть в кресло у холодного камина.
— У меня есть приказ доставить вас в Лондон, леди Аррадейл.
Она резко выпрямилась в кресле.
— Что? Чей приказ?
— Короля, конечно, но не без участия королевы. — Он протянул ей сложенное письмо.
Она развернула его и прочитала приглашение от королевы Шарлотты провести некоторое время во дворце в качестве придворной дамы.
— К чему это? — спросила она и добавила:
— Разумеется, я не поеду.
— Было бы неразумно уклоняться от обязанностей перед королем.
— Он не имеет права… — Она замолчала, пытаясь справиться с замешательством. Это было совсем не то, чего она ожидала в этот вечер.
— Вы привлекли внимание короля, леди Аррадейл. Вы обращались к нему с просьбой разрешить вам занять место в парламенте.
— А почему бы и нет? — спросила она. Диана знала, что это безнадежное дело, однако такое ущемление прав женщин раздражало ее. — Мое графство даже не представлено в парламенте. Графский титул позволяет занимать место в палате лордов, и я также имею право на это.
— У вас детские представления о правах и требованиях.
— Вы считаете меня ребенком, милорд?
— В этом вопросе да. Вероятно, сказываются пробелы в образовании.
В душе у Дианы медленно закипал гнев.
— У меня широкое и достаточно полное образование.
— Вы слишком долго жили на севере, вдали от столицы.
— Мне нравится север.
— Потому что здесь вы можете играть в свои детские игры, не заботясь о последствиях.
Она сердито смотрела на него, но под маской гнева затаился страх перед неподдельной серьезностью маркиза.
— Как намерен король поступить со мной? Заключить в Тауэр?
— Надеюсь, нет. Тогда я на вашем месте обратился бы к закону о неприкосновенности личности.
— И король подчинился бы закону?
— Он вынужден был сделать это в случае с мистером Уилкисом. В нашей стране в отличие от Франции человека не могут заключить в тюрьму по воле короля, но могут отдать под суд. Однако неприятности, с тех пор преследующие мистера Уилкиса, служат напоминанием, что у короля острые зубы и он может кусаться.
Уилкис написал статью в газету «Северная Британия» с критикой короля, за что был посажен в Тауэр, но сумел отстоять свои права, являясь членом парламента.
Диана пыталась справиться с волнением. «Надо проявить железную волю», — мысленно повторяла она. Ее могущественный предок не испугался монарха, хотя был в те годы моложе ее.
— Здесь нет сходства, милорд. Я не писала статей с критикой короля. Я не сделала ничего противозаконного и ничем не оскорбила его величество.
— Я тоже так считаю, и тем не менее вам грозит опасность.
— Почему? Только из-за того, что я обратилась с просьбой разрешить мне представлять в парламенте мое графство? Разве у меня нет права?..
Граф жестом остановил ее.
— Не стоит сейчас говорить о правах. Ваше ходатайство возмутило короля, как возмутит и большинство мужчин, если они узнают о нем. Я уверен, король сделал на вашем прошении пометку: «противоестественное» или «бунтарское». Хуже того, оно привлекло внимание короля к вашей персоне — молодой незамужней женщине, имеющей власть в той части страны, которая склонна к смуте и расположена в непосредственной близости к Шотландии, все еще представляющей угрозу монаршей власти.
— Я не заговорщица, — не сдавалась Диана, — а верноподданная его величества, и король не может просто так расправиться со мной. Пэры да и вся нация не станут мириться с таким произволом!
— Я тоже.
Диана удержалась от пренебрежительной усмешки: как бы там ни было, поддержка маркиза могла бы иметь значительный вес.
— И какая же опасность угрожает мне, милорд?
— Во-первых, вас могут заставить выйти замуж. — И добавил, не дожидаясь ее ответа:
— А во-вторых, вас могут объявить душевнобольной. Я был бы очень огорчен, если бы не смог защитить вас от всего этого.
— Но не более чем я, — тихо сказала она, внезапно почувствовав, как к горлу подступил ком и по спине пробежал холодок.
Отбросив всякий этикет, Диана встала и налила себе бокал красного портвейна. После второго глотка, принесшего некоторое облегчение, она повернулась к маркизу.
— Он не может сделать этого, не так ли? Объявить меня сумасшедшей?
