Мистлер понял, что Барни и Питер Берри успели пообщаться за это время. Барни во всех подробностях был известен конфликт, и вот теперь он пытается укусить его. Дурак он все же, что не расспросил Клару сам. Он бы сумел заставить ее рассказать, а потом и продемонстрировать снова и снова, как они проделывали это, все те штучки, о которых он никогда не осмеливался попросить ее. Просто потому, что она его жена. Ха! Да есть ли смысл? Незачем ворошить остывшие угли. Дикие видения, преследовавшие его на протяжении тридцати лет — возбуждение, бешеное желание, — все это в прошлом, все уже умерло. И единственное доступное ему сейчас чувство — это смущение с примесью вины: его испытываешь, когда перелистываешь какой-нибудь непристойный журнальчик за стойкой в отеле, пока портье занят твоим багажом.
Он услышал, как Барни хихикает. Неужели этот еврейчик, сукин сын, умеет читать чужие мысли? И почему он смотрит на меня так странно?
Вообще-то она сейчас в Нью-Йорке, делает добрые дела от моего имени, сказал он Барни. А как раз сейчас обедает с юристом нашего агентства и его не слишком целомудренной женой.
Просто не верится! Да, ты и правда изменился, Томас. Ревностный трудяга Мистлер вдруг решил устроить себе холостяцкие каникулы!
Так, а вот тут надо держать ухо востро. Если он скажет Барни правду, тот позвонит Питеру. А тот, в свою очередь, может созвать пресс-конференцию и провалить их сделку с «Омниумом». И потому он ответил так: Есть одно маленькое дельце в Милане, Барни, вот и все. А перед тем просто решил взять пару выходных, воздать должное здешним полотнам Тициана. Раз уж все равно оказался в Италии. И ничего другого за этим не стоит. И уж совсем не ожидал увидеть тебя здесь после той памятной вечеринки, что ты устроил в чьей-то квартире на Ист-Энд-авеню, недалеко от того дома, где жили мои родители.
Да, давненько не виделись. Я с тех пор в Штатах и не бывал. Хотя и веду бизнес с твоим лондонским подразделением.
А со старыми приятелями в Нью-Йорке связь поддерживаешь? Вы с Питером Берри вроде бы были большими друзьями.
Да, еще со времен «Адвоката» и потом в агентстве. Да и позже тоже, когда они с Джилл были еще женаты. Ну а потом она ушла, а он снял мой дом на август. Я только что закончил его полную перестройку, нужно было возместить хотя бы часть расходов. Бог ты мой, ты не представляешь, до какого состояния они его довели! Точно ураган прошелся. А соседи, так те глазам своим не верили. Сцены всяких там безумств! Даже мальчик, приглядывавший за садом, не вынес этого и уволился через неделю. И когда мы вернулись, увидели, что все, что посадил Лео, выжжено просто дотла. Питер ни разу не полил ни одного цветка. А я-то, тот еще идиот, даже не догадался попросить у него задаток. Просто потому, что это был Питер. Впрочем, все равно никакого задатка не хватило бы. И он отказался платить за ущерб. С тех пор я с этим говнюком не разговариваю.
Шутишь?
А Лео сказал — так мне и надо, дома можно сдавать только голубым. К счастью, уж этого-то добра в Ксании полно!
Мерзкая история. Я и сам не в слишком хороших отношениях с Питером. А тебе известно, что я еще ни разу не был на Крите? Клара возила Сэма в Кноссос на каникулы, а я тогда остался в Нью-Йорке, считал, что мои дела в агентстве за меня никто не сделает. Мне так всегда хотелось поехать! Дедал и Икар! Дворец царя Миноса! Минотавр! Самые любимые мои легенды и истории, и еще, конечно, хотелось бы увидеть твой дом.
Никогда не поздно. Ради тебя готов даже пожертвовать правилом — пускать в дом только голубых. Но все это возможно лишь в том случае, если Лео уберет этого козопаса из моей постели.
Знаешь, Барни, давай-ка выпьем еще по рюмочке.
По глоточку, да? В ушах у Мистлера звучал чей-то чужой медоточивый голос. Он признавался Барни: Слишком поздно для Ксании, старина. Для всего уже слишком поздно. Я скоро умру. Я только что солгал тебе. Никаких дел в Милане у меня нет. Я приехал сюда, чтобы побыть одному. Никто больше не знает, ни Клара, ни Сэм. Только адвокат, с которым Клара обедает вечером. И еще — врачи. Так что обещай мне хранить это в секрете, хотя бы до следующей недели. Потому что именно на следующей неделе я хочу перестать лгать и рассказать ей и Сэму. Ты оказался первым близким человеком, узнавшим эту тайну. И знаешь, рассказав тебе, я сразу почувствовал себя лучше. Пусть даже это и не совсем честно по отношению к тебе.
Сукин ты сын, бедняга! Что, рак?
Он. Из разряда тихушников. Сидит себе тихо и разрастается. Сжирает мою печень. Врачи считают, это связано с неким вирусом, я подхватил его, когда летал на Тайвань. Вроде бы у китайцев есть особая форма гепатита, перерастающая в рак. И пока что никто еще не изобрел от него лекарства.
Может, стоит попробовать традиционные методы?
Какой смысл? Ради нескольких лишних относительно пристойных дней? Не вижу причин перестраивать ради этого образ жизни. К тому же, возможно, у меня еще есть время сделать несколько неотложных и важных дел. А знаешь, если вдуматься, это, пожалуй, честно и правильно, что мы с тобой сидим и говорим об этом. О конце моей жизни. Ведь ты один из авторов ее взрослой части. Не уверен, что занялся бы рекламой, если б ты не рассказывал мне о своей работе. Только подумай! Не будь тебя, я бы мог стать охотником на крупную дичь или агентом, продающим страховые полисы.
Или писателем. Все считали, что ты станешь писателем. В том числе и я. Помнишь, мы еще собирались переписать один экземпляр от руки, чтобы не ходить к родителям и не унижаться, просить денег на перепечатку. И уж никто не ожидал, что ты станешь столь важной гребаной персоной.
Ума хватило не влипнуть в дерьмо. Роман, который я написал, оказался плохим. Ты тоже так считал. А если нет, не озаботился сказать мне об этом. Кроме того, у меня возникло ощущение, будто я скребу по дну бочонка. И сказать мне было особенно нечего. Вот ты — совсем другой человек.
Я продолжаю писать.
Ты не просто привязан к своему делу, тебе удалось продвинуться в нем. Мне очень понравился твой последний сборник. Я даже написал тебе об этом и ни на секунду не покривил душой. Ты умеешь использовать стихотворную форму, чтобы точнейшим образом передать мысль, без всяких там завуалированных подтекстов, без отголосков чьих-то чужих стихов.
Вот что я скажу тебе, Томас. Никогда не узнаешь, что находится в бочонке, пока не вернешься к нему несколько раз и не будешь скрести упорно и долго. Думаю, ты остановился просто потому, что тебя целиком поглотило другое занятие. И уж тут-то ты не промахнулся. Стоило мне раздобыть для тебя ту первую работенку, и ты показал, на что способен. К тому же ты у нас, черт побери, везунчик, вот и стал одерживать одну победу за другой. Так что все правильно. И шло все замечательно, а вот позже изменилось. Это когда ваша троица решила начать свой бизнес. И, как мне кажется, ты в нем утонул. Писатель всегда должен оставлять для себя хотя бы клочок свободного пространства, чтобы лучше видеть и осмысливать разные вещи. Чтобы атаковать еще не познанное!
Чушь собачья.
Прошу прощения. Ты вошел в бизнес с установкой: или все, или ничего. Но знаешь, со стороны не всегда виднее. Когда я сижу и думаю, кем бы ты мог стать… Все эти измышления не стоят и выеденного яйца. И тебе не о чем сожалеть. Ты — настоящий герой и гений рекламы. Плейбой постмодернистского мира. Я же не более чем почитаемый мелкий поэт, литературный поденщик, целиком зависящий от парней, подобных тебе. Только они и помогают свести концы с концами. Кстати, надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы моя работа по контракту с «Мистлером и Берри» продолжалась и после твоей смерти? Прав дары раздающий, тем более что тебе-то уже будет все равно.
Как знать?.. Едва не сказал, что у меня просто нет другого выхода. И тогда тоже не было. Я решил начать собственное дело сразу после того, как мой отец так опростоволосился. Теперь, когда вспоминаю об этом, поступок кажется абсурдным. Но тогда у меня было ощущение — совершенно непреодолимое, — что я что-то могу поправить, что-то тем самым доказать. Интересный вопрос: кому? Скажи я отцу о том, что затеял, он бы счел, что я сошел с ума. Полное безумие! Но я думал, мало того, был просто убежден, что должен притвориться. Сделать вид, что компетентен во всех этих делах. И к тому же не верил, что второй роман может получиться. Такое просто в голову не приходило. Решение выглядело просто: если мистер Мистлер-старший уже больше не правит бал на Уолл-стрит, Мистлер-младший должен царствовать на
