Надя серьезно сказала:
— Как вы.
Зара погладила девочку по голове и отошла от меня со своим семейством…
Когда церковь опустела и людская толпа растеклась по дорогам и дворам, я поехал домой.
Еще от ворот я увидел в окне на половине Ксении Филипповны накрытый стол и чьи-то знакомые мужские руки, держащие папиросу.
— Дмитрий Александрович, зайдите ко мне… — выглянула Ксения Филипповна.
Они сидели с Арефой Денисовым. На столе стояли нехитрые деревенские закуски, дымился пирог с капустой, сочились слезой крупно нарезанные свежие помидоры и огурцы, в миске лежали с большим умением сохраненные с прошлого года в погребе соленые арбузы.
Арефа поздоровался со мной, как со старым знакомым. Он взял своей смуглой рукой едва початую бутылку водки, налил в рюмку и поставил возле меня.
— Вроде бы с праздником…
— А мы, когда сами захотим, можем устроить праздник! — засмеялась Ксения Филипповна, как бы оправдываясь и показывая, что сегодняшнее их сидение никакого отношения к троице не имеет.
— Спасибо, Арефа Иванович, но мне еще дежурить надо, — отставил я рюмку.
— Он строгий по этой части, хоть и молодой, — подтвердила председатель сельисполкома. — Давай с тобой, Арефа. Тебе одному как-то не с руки, понимаю.
Они чокнулись. Ксения Филипповна отпила маленький глоток.
— Ешь, Дмитрий Александрович, мамка с папкой далеко, кто еще поухаживает? — Хозяйка положила мне в тарелку огромный кус пирога и овощей.
И я опять превратился в пацана с розовыми щеками и по-девчачьи вздернутой губой.
С моим приходом беседа у них расклеилась.
— Ну, товарищ начальник, — полушутя спросил Денисов, — что слышно в округе? Тихо, спокойно?
— Вроде так, — ответил я с полным ртом.
— Ну и слава богу, — кивнула Ксения Филипповна. — Праздники для милиции — самое хлопотное время, кому праздники, а кому тяжкий труд. А так у нас, кажется, спокойно…
— Вообще-то да, — подтвердил Арефа. — Если и случается что, то в основном — приезжие…
— Не скажи, — возразила Ракитина. — Свои тоже иногда отличаются. А гастролеров что-то давно не было. — Она подмигнула мне. — Это, наверное, вы хорошо работаете.
Я промолчал. В райотделе меня предупредили, что нет-нет да и объявляются в районе сомнительные личности. Особенно по части лошадей. Да и браконьеры иногда заезжают стрелять сайгаков.
— Если что, Арефа тебе хороший помощник, — продолжала хозяйка. — Лошадиная душа.
— Люблю, ох люблю хороших коней, — согласился Денисов. — Красота в них большая… Но у нас не поживишься на этот счет. Не дадим…
Я не стал говорить на эту тему. Только сказал:
— Ваших встретил возле церкви.
Арефа покачал головой. Но не очень чтобы с большим сожалением.
— Так и тянет потолкаться… Ей бы народ посмотреть да себя показать.
— Брось, Арефа, — махнула рукой Ксения Филипповна. — С малолетства она приучена… Что я тебя хотела спросить? Да, правда, что Лариска будет от нашего колхоза скакать?
Я насторожился, но постарался не показать этого.
— А что? — вскинул брови Арефа.
— Да ничего. Втемяшилось председателю прогреметь в этом деле — и все тут.
— Хорошего скакуна едва не забраковали… очень хорошего. А девка уломала. Вот, Дмитрий Александрович видел, — взял меня за локоть Денисов. — Правда хорошо она с Маркизом управляется?
— Наверное. Я не знаток.
— Так это всякому видно. Но его зоотехник почему-то забраковал. А жеребец еще в самой силе. Пробовали в хомут запрячь — не дается. Кусает, лягается и задними и передними ногами. А Лариска Аверьянова давно к Геннадию Петровичу пристает, чтобы он выделил ей транспорт для ездок на дальние бригады книги развозить. У нас с транспортом не богато.
— Не богато! — усмехнулась Ракитина. — Говори уж — из рук вон плохо. Посмотри только, на какой колымаге ездит Колпаков! Давеча чуть пацана не задавил…
— Значит, нет транспорта, — продолжал Арефа. — Какую другую лошадь Нассонову жалко, ну он и предложил Маркиза, чтобы отвязаться. Помучается, мол, с ним девка и отстанет. А она, гляди ты, обуздала жеребца. Он у нее чуть ли не вальс танцует… Я, честным делом, давненько Маркиза приметил. Да не было подходящего жокея. Нассонов будто тоже доволен.
— Бог с ним, — сказала Ксения Филипповна, — чем бы дитя ни тешилось… А я бы на месте Геннадия Петровича не о лошадях, а об людях позадумалась бы. Клуб новый не мешает сладить. Да и ясли расширять пора.
— А ты была на его месте, — подтрунил Арефа. — Клуба, вспомни, вообще не было. Об яслях и говорить не приходится.
— И-эх, Арефушка! — вздохнула хозяйка. — Не те времена были. Не до жиру, быть бы живу… Макуху[8] за пирожное почитали. Не дай-то господь когда-нибудь еще… Выпьешь, что ли?
— Надо будет, налью, поди, не гость, — засмеялся Арефа, но себе налил.
— Ты скажи, Зара все еще артачится? Денисов выпил рюмку и закусил помидором.
— И слышать не хочет… Но кто, Ксюша, в наши времена с родителями считается?
Я смекнул: опять про библиотекаршу.
— У вас вроде на этот счет строго…
— У вас, у нас… Все перемешалось. Нынче все одним миром мазаны.
Арефа достал старинные карманные часы на цепочке и заторопился.
— Благодарствую тебе, хозяюшка. Спасибо за хлеб-соль.
— Посидел бы еще…
— Геннадию Петровичу обещался. Надо на конеферму. Скачки на носу.
— Помешались вы с ним, вот мой сказ. Ну ты старый пенсионный хрыч, тебе делать нечего. А он что? — покачала головой Ксения Филипповна.
— Хе-хе, старый! Зара меня на десять молодых не променяет, несмотря что старше ее на двадцать годов! — засмеялся Арефа.
— Это как знать… — поднялась хозяйка провожать гостя до порога. — Молодые-то орлы! Посмотри! — кивнула она на меня.
Арефа шутливо покачал головой:
— А кстати, мое имя в переводе на русский означает — орел. В святцах указано.
Денисов ушел. Мы долго сидели молча. Каждый думал о своем. Где-то пели. Пока еще стройно. Я ждал, когда Ксения Филипповна заговорит сама, хотя меня и мучило множество вопросов.
И она заговорила:
— С Арефой мы старые друзья. С моим Игнатом полвойны прошел. — Ксения Филипповна взглянула на портрет мужчины в шинели с петлицами. Такие портреты, увеличенные с маленькой фотографии с удостоверения, есть, наверное, в каждой русской семье. — На руках Арефы он и помер… После войны Арефа с молодой женой, с Зарой, приехал в Бахмачеевскую. Приехал, об Игнате рассказал. И остался тут… — Она переменила тему: — Интересуются на станице… — И посмотрела на меня.
— Чем? — невинно спросил я.
— Разным… Женат ли, выпиваешь ли…
— А кому какое дело? — вспыхнул я. — Взяток, кажется, не беру. И вообще без году неделя…
— Да ты не кипятись… По другому это боку идет.
— Неужели людям нечего делать, как только кости перемывать?
— Поешь, Дмитрий Александрович, больно мало кушал… — Она почему-то всегда называет меня по имени и отчеству. — Ты не серчай на людей. Их понимать надо… Невест — пруд пруди, а ребята отсюда