…Расположились в номере Чикурова. Достали запасы, наскоро прихваченные перед отъездом из Москвы: «Одесскую» колбасу, «Российский» сыр, сардины. Игорь Андреевич распечатал пачку чая.
— А может, кофе? — предложила Дагурова. — У меня есть растворимый. Купила в Елисеевском. У нас в городе он что-то пропал…
— Кофеин… — Чикуров похлопал по левой стороне груди. — Врачи не рекомендуют.
Он заварил чай и разлил всем по стаканам.
— Выходит, вы не москвичка? — спросил Латынис у Дагуровой, откусывая от громадного бутерброда, подсунутого Ольгой Арчиловной, и запивая горячим чаем.
Она в двух словах объяснила, почему ведет расследование вместе с Чикуровым.
От второго стакана Чикуров и Латынис отказались. А Ольга Арчиловна налила себе еще.
— Голова немного побаливает, — призналась она. — Говорят, горячий сладкий чай помогает.
Игорь Андреевич открыл дверь на балкон, закурил и вышел.
Ночь стояла дивная. Со светлым чистым небом. Белели в рощице около гостиницы березы, словно светились. Протяжно и страстно тянули свои однообразные рулады сверчки.
— Не хватает только соловья, — проговорил из комнаты Ян Арнольдович. И, будто бы услышав его замечание, где-то совсем недалеко цвиркнул невидимый певец, помолчал, словно собираясь с духом, щелкнул и выдал такую фиоритуру, что, казалось, пристыженные сверчки, опешив, смолкли.
— Вот дает! — восхищенно прокомментировал Латынис.
— Прелесть! — откликнулась Ольга Арчиловна. — Что может быть красивее!
Голосистой птахе ответила другая, и они завладели небом и ночью. Чикуров слушал их как зачарованный. И хотя мысли его были заняты другим, сквозь мучительные размышления о происшествии с Баулиным прорвалось яркое видение из детства. Родной Скопин на Рязанщине, такая же теплая летняя ночь, посиделки с пацанами и девчонками у костра в овраге за их домом, соловьиный концерт…
Игорю Андреевичу показалось, что это было тысячу лет назад. И вообще — было ли?
Сигарета едва не обожгла пальцы. Он погасил ее, вернулся в комнату.
— Соловьи — это поэзия, — сказал он, чуть застыдившись своей расслабленности. — А наше дело — проза жизни… Сначала подведем кое-какие итоги… Начнем с показаний старушки, домработницы профессора…
— Савчук, — подсказал Латынис.
— Если Савчук говорила правду, — продолжил Чикуров, — то напрашивается вопрос: куда делось многое из вещей Баулина? Картины, редкий фарфор, хрусталь?..
— А зачем ей сочинять? — горячо произнес Латынис. — Ведь она с такими подробностями, с такой любовью рассказывала о картинах!.. Грабанули профессора, это точно. Недаром Валентина Карповна только об этом и твердила.
— Если обворовали, то как, когда? — задумался Чикуров. — И главное — кто?
— Баулин поехал купаться, там его подстерегли, — развивал свою мысль Латынис. — Ухлопали, после этого спокойно подъехали к дому, взяли, что хотели, и…
— Допустим, — кивнул Игорь Андреевич. — Но вы представляете, сколько работы? Вынести вещи из дома, сложить, вероятно, в машину… А ведь рядом соседи.
— Ну и что? — возразил Ян Арнольдович. — Березки — как проходной двор. «Волги», «Жигули», «Москвичи» едут одна за другой. Десятки, сотни приезжих ежедневно… К Баулину постоянно обращаются люди… Уверен, соседи привыкли к такому столпотворению.
— Но не каждый же день вывозили картины и другие ценности из дома Баулина, — заметил Чикуров, улыбнувшись.
Латынис смутился.
— Вы опрашивали соседей? — задала вопрос Дагурова.
— Из двух-трех домов, — ответил капитан. — Сами видели, чем мы в основном занимались. С мальчишками провозились, потом с Рогожиным… Эх, если бы догадались сразу осмотреть дом!
— И что сообщили опрошенные? — спросила Ольга Арчиловна.
— Не видели ничего. Народ тут трудовой, с утра — на работу… Но вы не волнуйтесь, завтра пройдусь сплошняком, — пообещал Латынис. — Нашего кавказского товарища попрошу помочь.
— Манукянца? — уточнила Дагурова.
— Его.
— Версия с ограблением серьезная, — сказал Чикуров. — Но вопросов — воз и маленькая тележка… Во-первых, сколько могло быть грабителей — один, два, целая шайка?.. Во-вторых, местные или приезжие? В-третьих, куда они могли деть похищенное?
— Завтра я подробнее допрошу Савчук, — сказал оперуполномоченный. — Валентина Карповна в здравом уме, отлично помнит, что было у Баулина. Даже где что висело и лежало… Составим список. Я подготовлю ориентировку, разошлем по области и всей стране.
— Добро, — кивнул следователь. — Но странные какие-то грабители. — Он усмехнулся.
— Чем же? — спросил Латынис.
— Воспитанные. Грязную обувь оставляют на пороге, воруют в домашних тапочках…
— Вы имеете в виду следы в прихожей? — сказала Дагурова.
— Их, Ольга Арчиловна, их, — ответил Чикуров. — Есть у меня второе сомнение: чтобы погрузить наворованное, лучше и незаметнее сделать это, подогнав машину к самому дому. Но ведь никаких следов протекторов на участке Баулина обнаружено не было. Какой бы ливень ни шел, следы наверняка остались бы. Земля размокшая, так что колея получилась бы — будь здоров!.. Представляете, таскать вещи через двор, на улицу?
— Но когда исчезли картины, хрусталь, ковры и прочая, и прочая, и прочая? — На этот раз Ольга Арчиловна задала вопрос как бы самой себе, а не собеседникам. — Ну, еще понимаю, ограбить ночью… А может, профессор не ночевал дома? Тогда все проще.
— Баулина видели утром, — сказал Латынис. — Недалеко от коттеджа. Почтальон. Баулин ехал на велосипеде в сторону Лавутки.
— Так ведь не дома и не выходящим из дома видели! — подчеркнула Дагурова. — Всякое может быть…
— Вот именно, — вздохнул Чикуров. — И мне, ох, как не нравится это всякое. Потому что расплывчато, неконкретно… И потом, где мог провести ночь профессор со своим велосипедом, в одежде, явно предназначенной для поездки на речку?
— Ян Арнольдович, — не отступала Дагурова, — вы не знаете, профессор не ездил на Лавутку по вечерам? Многие любят купаться ночью.
— Ездил, — подтвердил Латынис. — Это точно, любил искупаться и вечерком.
— Вот видите, — повернулась к Чикурову Ольга Арчиловна. — Допустим, он искупался накануне вечером и, не заезжая домой, заскочил к приятелю…
— Или же приятельнице, — добавил капитан.
— А утром снова прямехонько на Лавутку, — сказала Дагурова. — Не исключено, что все это заранее было подстроено. Нельзя забывать, что в доме профессора ценностей было на много тысяч рублей.
— Хорошо, а если он их продал? — задал теперь вопрос Чикуров.
— Зачем? — чуть ли не в один голос спросили его собеседники.
— Ну мало ли…
— Чтобы коллекционер!.. — покачала головой Ольга Арчиловна. — Разве что по самой крайней нужде.
— А может, и была как раз та самая крайняя нужда, — возразил Игорь Андреевич. — Вспомните письмо жены. Действительно, для чего ему деньги? Более того, любящий отец просит отдать назад подарок, сделанный им своей же дочери! — Чикуров выдержал паузу и добавил: — Есть над чем задуматься, не правда ли?
Неожиданный поворот, который придал беседе Чикуров, несколько охладил Дагурову и Латыниса. Они и впрямь задумались. А Игорь Андреевич продолжил:
— Отчего у Баулина было плохое настроение в последнее время? Ведь было, это отметила и Орлова, и жена… Как-то не сочетается с успехом, популярностью, славой… На премию выдвинули… Тут бы