— Щукина? Вон он, у себя, — показал куда-то наверх паренек.
Почти под самым потолком виднелось нечто вроде домика, державшегося бог знает на чем.
Ракитова искала глазами, как до него добраться. Молодой рабочий без слов пошел вперед, жестом предложив двигаться за ним.
Шагая вслед, Ольга Павловна отметила про себя, до чего же юн этот внимательный рабочий.
— Ты из этого цеха? — спросила Ракитова, хотя вопрос мог показаться и глупым: что ему делать в чужом цехе.
— Да, — кивнул паренек. И указал Ольге Павловне на лестницу, ведущую под самый потолок.
— А фамилия?
— Бойко! — крикнул он.
И зашагал прочь, как бы давая понять: болтать праздно некогда, надо работать.
Кабинет начальника цеха оказался довольно большим. На столе селектор. Перед глазами хозяина кабинета — ряд телевизионных экранов.
Щукин, седой, высокий, со шрамом на переносице, был в чистой синей рубашке с короткими рукавами и отложным воротничком. Он, видимо, помнил Ольгу Павловну по прошлым посещениям, потому что протянул ей сильную загорелую руку с наколкой-якорем выше запястья и предложил:
— Присаживайтесь, товарищ Ракитова.
И хотя внешне начальник цеха выглядел спокойно, но, кажется, приход помощника прокурора его все-таки насторожил.
— Ну как? — спросила Ракитова. — Все у вас сегодня вышли?
Разговаривать здесь можно было не повышая голоса: шум из цеха почти не проникал.
— Почти все… Есть, конечно, отдельные несознательные… А большинство вышли.
— И кто же эти «несознательные»? — поинтересовалась Ольга Павловна.
Включился селектор. Щукин нажал кнопку, и из микрофона раздался женский голос:
— Когда же, наконец, подвезут изоляцию, товарищ Щукин?
— Уже везут, везут. Работайте, — ответил начальник цеха.
— Что я, юбкой своей буду обматывать?
— Не базарь, — урезонил Щукин невидимую собеседницу и прервал связь. — Вот видите, — обратился он к помпрокурора. — Из-за несознательных страдает производство. Кто-то не вышел на складе, а наши бригады простаивают.
— А у вас в цехе сколько человек не вышло? — поинтересовалась Ракитова.
— Четверо.
— Почему?
— Один квартиру получил. Переезжает. Как будто это нельзя в другой день… Я бы отгул потом дал. Хоть на три дня!
— Еще?
— Другой автомобиль чинит… Вот так и получается, своя рубашка ближе к телу. На завод, на план плевать. Не понимают, что конец квартала.
— А как профсоюзная организация?
— Что скрывать, сам член профкома. — Щукин вздохнул. — Да, мало мы еще воспитываем в людях сознательность…
Ольга Павловна хотела пояснить, что имела в виду, как относится профсоюзный комитет к сегодняшней работе. Но передумала.
А Щукин продолжал:
— Не волнуйтесь, меры примем… Не понимаю я таких. Завод им — жилье, путевки, ясли, а они? Психология какая: побольше взять, поменьше отдать…
Снова позывные селектора. И, когда послышался голос Самсонова, Щукин, хотя и сидел на стуле, словно бы вытянулся по стойке смирно.
— Как идем? — спросил директор.
— По графику, Глеб Артемьевич. — Начальник цеха пододвинул к себе бумажку с колонкой цифр: — Уже триста восьмой вышел…
— Уложишься?
— Разобьюсь…
— Разбиваться не надо. Уложись.
В динамике что-то щелкнуло.
— Вот вам ответственность! — сказал начальник цеха, кивая на селектор. — Директор работает, а слесарь, видите ли, прохлаждается на рыбалке…
«Между прочим, еще неизвестно, кто прав», — хотела возразить Ольга Павловна. Но снова ничего не сказала. И спросила:
— У вас в цехе парнишка работает. Бойко…
— Ну? — подозрительно посмотрел на Ракитову Щукин, видимо, соображая, что бы такое мог натворить подросток.
— Сколько ему лет?
— Семнадцать, кажется. — Начальник цеха все еще выжидал, что же скажет помощник прокурора.
— Еще кто-нибудь из подростков сегодня трудится? — спросила Ракитова.
До Щукина, кажется, начало что-то доходить. Он поерзал на стуле, переложил зачем-то бумаги с места на место и осторожно произнес:
— По-моему, у нас больше нет таких зеленых… Из ПТУ идут в другие цеха, менее ответственные.
Ольга Павловна поднялась.
— Ну, не буду вас сейчас отвлекать. Более подробно поговорим в другой раз.
Начальник цеха тоже встал:
— Я провожу…
— Не беспокойтесь. Я еще побеседую с людьми…
Последняя фраза, видимо, насторожила Щукина. Он суетливо проводил помпрокурора до дверей. И когда Ракитова спустилась в цех и глянула наверх, то увидела, что начальник внимательно наблюдает за ней сквозь толстое стекло своей конторки.
В цеху было жарко. Около сатуратора с газированной водой стояло несколько человек.
— Как трудимся? — спросила Ольга Павловна молодого парня в рабочем комбинезоне, надетом на голое тело.
— Нормально, — задорно ответил тот. У него были голубые глаза, реденькие баки и соломенного цвета усы.
— Женат?
— Не успел еще…
На них с любопытством поглядывали две женщины, ожидавшие, когда освободятся стаканы.
— Почему согласились работать в воскресенье? — поинтересовалась Ракитова.
— Все работают, — удивился вопросу парень. — План даем, понимать надо!
— В воскресенье надо отдыхать, — назидательно сказала Ракитова. И, чтобы этот тон не обидел, с улыбкой добавила: — А то и впрямь не найдешь времени жениться.
— Так им и в холостяках не плохо, — заметила одна из женщин. Хочешь — пей, хочешь — гуляй, никто не заругает…
— Неженатые тоже нужны, — серьезно сказал парень, отдавая стакан женщине. — Газеты читать надо. О нас, холостяках, даже научные статьи пишут…
— И все-таки отдых — вещь серьезная, — сказала Ракитова. — Об этом тоже в газетах пишут. Разрядка…
— У них одна разрядка — «безрукий», — хмуро произнесла другая женщина.
Парень в комбинезоне пропустил замечание мимо ушей.
— Какой отдых? — махнул он рукой. — Валяться на койке в общежитии? Уж лучше здесь. Польза. И государству, и себе. Платят — не жалуемся. В тройном размере…
