— Сейчас мы к тебе заедем, — сказала Орыся.
Когда они с Натальей вышли за калитку, Орыся опешила: к дому подходил… Лев Владимирович.
— Орысенька, дорогая, здравствуйте, — широко расставил он руки, словно хотел заключить её в объятия.
— Какими судьбами? — сделала Орыся вид, что обрадована.
— К вам, в гости.
«Этого ещё не хватало!» — подумала Орыся и ответила:
— К сожалению, вот, спешим…
— Ну что ж, — улыбнулся переводчик, — тогда в другой раз.
Он посмотрел на её особняк, поцокал языком:
— Прекрасное шале!
Чтобы поскорее увести его от дома, Орыся спросила:
— Куда вам? Можем подкинуть.
— Недалеко, в горисполком.
— Садитесь, садитесь, — настойчиво предложила Орыся, открывая заднюю дверцу.
Лев Владимирович с достоинством устроился на сиденье «Москвича», думая, что Орыся сядет рядом. Но она залезла на переднее сиденье.
— Вы исчезли, как Золушка, — сказал обиженно переводчик. — А я все искал ваш хрустальный башмачок.
— Он вам не понадобился, — с улыбкой ответила Орыся. — Обнаружили меня и без башмачка.
Доехали до горисполкома в считанные минуты. Прощаясь, Лев Владимирович спросил:
— Наш уговор в силе?
— В каком смысле? — не поняла Орыся.
— Жду вас в Москве, чтобы устроить в гостинице «Космос».
— В силе, в силе…
— И все же я вас буду встречать, — пообещал Лев Владимирович, многозначительно задержав руку Орыси в своей руке.
— Вот пристал, — вздохнула она, когда «Москвич» отъехал.
— Замучил меня вчера: куда ты пропала, почему. — Наталья покосилась на сестру. — Сразила, как видно, наповал.
Орыся промолчала.
Клара все ещё не могла прийти в себя от счастья: заполучить такую дублёнку!
— Давай поскорее, — торопила её со смехом Орыся, — а то передумаю.
Полушубок Наталья одобрила — национальный колорит и размер подходящий.
— И теплее старушке будет, чем в искусственной шубе, — добавила Орыся.
— В Воловичи? — спросила Шалак, заводя двигатель.
— Нет, — отказалась Орыся.
— Почему? Не хочешь попрощаться с тёткой Михайлиной? Она ведь завтра уезжает. Очень просила тебя приехать.
— Скажи, что нездорова.
Когда машина завернула в её переулок, сердце у Орыси радостно забилось: возле калитки стояла «Волга» Сергея.
— Слава богу! — невольно проговорила вслух Орыся.
— Что? — недоуменно посмотрела на неё Наталка.
— Так, ничего… — ответила Орыся.
И подумала, как здорово, что она спровадила московского переводчика. Неизвестно, чем бы кончилась их встреча с Сергеем.
Часть третья
Направляясь в такси к Киевскому вокзалу, Валерий Платонович Скворцов-Шанявский вдруг подумал о том, что в суёте и хлопотах последнего времени не заметил, как в город пришла весна. Она обрушилась в этом году внезапно, без подготовки. Ещё десяток дней назад сыпала с серого неба белая крупа, прохожие кутались в зимние пальто, шубы, меховые куртки, а теперь вот разгуливают чуть ли не в пиджаках и кофтах. Бульвары и скверы в центре Москвы покрылись бледно-зеленой кисеёй, а в воздухе, пропитанном бензиново-асфальтовой гарью, все явственнее ощущался тонкий аромат распускающихся листочков тополя.
Когда такси подъехало к зданию вокзала, башенка с часами которого золотилась в закатном небе, на душу Скворцова-Шанявского снизошло спокойствие: пусть все дела горят голубым огнём, главное — подлечиться и отдохнуть. Он уже предвкушал приятную поездку, конечно, если не испортит настроение попутчик, — в СВ купе двухместные.
В вагоне была идеальная чистота. На полу в коридоре — ковровая дорожка, на окнах — накрахмаленные занавески. Проводница — стройная девушка
— сама любезность.
В купе профессора сидело человек шесть: мужчина лет пятидесяти, остальные — молодые ребята. Все были смуглые. Чёрные волосы, чуть раскосые глаза. Речь восточная.
При появлении профессора старший поднялся и, улыбнувшись, произнёс:
— Проходите, проходите, дорогой сосед! — Он сделал жест остальным выйти. — Располагайтесь, мешать не будем. — И тоже вышел, защёлкнув дверь.
«С попутчиком, кажется, в порядке», — подумал удовлетворённо Валерий Платонович. Он переоделся в спортивный костюм, пристроил чемодан под сиденье и сел, блаженно откинувшись на спинку. С этой минуты профессор как бы начисто забыл Москву, связанные с ней хлопоты и неприятности, решив до возвращения ни о чем не думать.
Вскоре поезд тронулся, и в купе вошёл сосед.
— Ну, что же, будем знакомиться? — весело сказал он. — Мансур Ниязович Иркабаев.
— Рад познакомиться, — чуть наклонил голову Валерий Платонович, и, назвав себя, спросил: — Из Узбекистана?
— Совершенно верно, — улыбнулся Иркабаев и уточнил: — Из самой жемчужины Узбекистана — Ферганской долины… А вы москвич?
— Москвич, — кивнул профессор.
— И куда едете, если не секрет?
— Какой секрет, — вздохнул Скворцов-Шанявский, потерев правый бок. — Лечиться.
— О, я тоже в Трускавец! — радостно сказал Мансур Ниязович, но радость в его глазах быстро сменилась грустью. — Век бы не видел этого курорта, «Нафтусю»! — Он провёл рукой по пояснице.
— Почки? — сочувственно осведомился Валерий Платонович.
На лице Иркабаева промелькнуло страдальческое выражение.
— Шесть лет как наградили…
Профессора удивило слово «наградили», но расспрашивать посчитал невежливым.
Вошла проводница, чтобы взять билеты. Мансур Ниязович спросил, есть ли кипяток.
— Чай будет минут через пятнадцать, — сказала проводница.
— Прости, невестушка, но заварка у меня своя, — улыбнулся Иркабаев.
— Пожалуйста, титан — в конце коридора.
Попутчик профессора достал из сумки заварной чайничек, расписанный восточным рисунком, сыпанул в него добрую пригоршню чая и вышел. Когда он вернулся, купе наполнилось знакомым профессору ароматом.
— Чай не пьёшь, откуда силы возьмёшь! — весело сказал Иркабаев, извлекая из сумки кишмиш, чищеные ядра грецкого ореха, миндаль, чуть раскрытые солёные косточки урюка, курагу и восточные сладости. В довершение всего он положил на столик неправдоподобной величины лимон.
Глядя на эти приготовления, Валерий Платонович вспомнил Самарканд. Знойное марево, синие изразцы Биби Ханым и Гури-Эмира, величественный Регистан. В тамошней чайхане профессора потчевали тем же традиционным набором угощений. Правда, он так и не понял, почему узбеки сначала пьют чай, а потом уже