следствия. На самом деле, когда задержанный сказал, с кем хочет связаться по телефону, Павел Иванович понял, что Скворцов-Шанявский не блефует, не берет просто на испуг. А значит, ответственность его, Костенко, возросла. Малейшая оплошность, ошибка, и…
Павел Иванович не хотел даже думать об этом. Конечно, времена были уже не те, однако обольщаться тоже не приходилось. Нельзя изменить психологию людей в один миг, словно по мановению волшебной палочки. Слишком привыкли принимать или отменять решения по звонку «сверху», магия имени, высокого поста властвовала ещё довольно прочно.
Факты, только факты были его оружием. Костенко опять допросил Захожую и Долматова, работников санатория, где лечился профессор, снова тщательно осмотрел место происшествия. Работники уголовного розыска тоже не сидели сложа руки.
К концу следующего рабочего дня Костенко был вызван прокурором Мурашовским.
— Выкладывайте, Павел Иванович, что у вас по делу Сегеди?
— Признаться честно, я сейчас — словно поезд на ходу… А вот где остановлюсь… — Следователь развёл руками.
— Давайте обмозгуем вместе, — поудобней расположился на стуле прокурор. — Версия о том, что Сегеди выбросили, подтверждается?
— Как вам сказать, — неуверенно ответил Костенко. — Понимаете, по заключению судмедэкспертизы Сегеди умер, грубо говоря, от удара о землю. Переломы, в том числе черепной коробки, повреждение внутренних органов и так далее.
— То есть из окна он выпал живым? — уточнил Мурашовский.
— Да. Одна из первоначальных моих версий — Сегеди сперва убили, а затем уж выбросили — отпадает, как видите. Второй момент — я поставил судмедэксперту вопрос: имеются ли на теле погибшего прижизненные следы борьбы, царапины, ссадины и тому подобное? На тот случай, если его выбросили в окно. В заключении сказано, что таковых нет.
— Позвольте, позвольте, а показания свидетельницы?
— Захожей?
— Она же говорила, что сама видела, как Сегеди выбросили… Показалось?
— Может быть, нет.
— Как же совместить? Без борьбы…
— Элемент внезапности, — пожал плечами Костенко. — Встал у окна, ничего не подозревал, ну, его и…
— Допустим, так, — подумав, согласился Мурашовский. — И сделавший это был человек, от которого Сегеди не ожидал, мягко выражаясь, пакостей.
— Совершенно верно, — кивнул Павел Иванович. — Близкий друг или такой, кто вызывает полное доверие. Например, Скворцов-Шанявский.
— А вы не допускаете, что пострадавший мог выпасть сам?
— Допускаю. Причём тут два варианта. Первый — выпал из окна случайно. Второй, как выразился задержанный, покончил счёты с жизнью. О случайном падении сказать что-либо определённо нельзя. Мало ли для чего понадобилось человеку лезть на подоконник? Штору поправить, например. Не удержался — и вниз. А вот если самоубийство, то какие мотивы? И ещё момент: Сегеди сел ужинать, намазал бублик маслом, откусил бутерброд, ждал, когда закипит чайник. И вдруг вышел в другую комнату и сиганул в окно. Что-то здесь не вяжется.
— Согласен с вами, — кивнул Мурашовский. — Конечно, перед таким страшным шагом люди ведут себя по-другому. Значит, вы больше склоняетесь к версии убийства?
— Факты склоняют, — ответил следователь.
— И кто же убийца?
— Скорее всего тот, кого застали в квартире. Скворцов-Шанявский.
— Пожилой человек, гипертоник. — Прокурор в большом сомнении покачал головой.
— Все относительно. Между прочим, Скворцов-Шанявский во время войны служил в особых частях. Устраивал диверсии в тылу у немцев. А туда знаете каких брали?
— Ничего себе вспомнили, — протянул прокурор. — В молодости и мы были рысаками.
— Не скажите, — усмехнулся Костенко. — Мой дед и теперь никому спуску не даст, а ему восьмой десяток пошёл. Насчёт же гипертонии: впервые у профессора давление поднялось здесь, в Трускавце.
— Какая же кошка пробежала между ним и Сегеди?
— Да уж наверняка пробежала, если он…
— Ну, подумайте, Павел Иванович, что может быть общего у московского профессора с курортным фотографом? — колебался Мурашовский. — Чтобы решиться на убийство, нужны очень серьёзные причины.
— Например, женщина, — сказал Костенко. — Некая Орыся Сторожук.
Он рассказал, кем она работает, откуда знает Скворцова-Шанявского.
— Этот профессор, как говорится, просто лапшу мне на уши вешал: мол, заботится о её судьбе, хочет вывести в большие артистки. А сведения, добытые нами, говорят о другом. Приударяет он за Сторожук, по пятам за ней ходит.
— Саму Сторожук вы допросили? Что она говорит? — поинтересовался прокурор.
— Её нет в Трускавце. Несколько дней назад уехала с очередным своим кавалером в Ужгород и пока не вернулась. Короче, дамочка ещё та! Не одному профессору крутит голову.
— Хороша собой?
— А вы разве её не знаете?
— Нет.
— Красавица, тут уж ничего не скажешь. Понимаете, есть основания предполагать, что Скворцов- Шанявский ревновал Сторожук к фотографу. Но это ещё не все. Когда ребята из угрозыска зашли в квартиру Сегеди, их насторожил запах.
— Какой запах? — вскинул брови прокурор.
— Вроде бы курили «травку», точнее — гашиш, — сказал следователь, протягивая Мурашовскому листок. — Был изъят окурок сигареты из пепельницы. Исследования подтвердили наличие наркотика. Гашиш обнаружен и в целых сигаретах из пачки, которая была в кармане Сегеди.
Прокурор прочитал заключение экспертизы и присвистнул:
— Вот это фактик!
— По моей просьбе, — продолжал Костенко, доставая другой документ, — провели анализ крови погибшего. В ней тоже имеется наркотик.
— А Скворцов-Шанявский случаем не балуется? — спросил прокурор, прочитав заключение судмедэксперта.
— Вроде нет. Беседовал с его врачом, говорит: не похоже. Сам профессор отрицает категорически. А почему вы об этом спросили?
— Вы, я вижу, впервые сталкиваетесь с наркоманией?
— Что верно, то верно. Читал, конечно, кое-что, но сам…
— О, Павел Иванович, мир наркоманов — жуткий мир! — сказал Мурашовский. — Как правило, их объединяют тёмные интересы. И дела. Разврат, воровство, спекуляция, фарцовка. На кайф нужны деньги, деньги и ещё раз деньги. Огромные деньги! Ведь дурман продают из-под полы. Так что страсти бушуют серьёзные… Но я хочу особо обратить ваше внимание вот на что: путешествие в искусственный рай частенько кончается полным крахом. Моральным и физическим. И тогда один выход — самоубийство.
— Хотите сказать, Сегеди накурился и сиганул?
— Почему бы и нет? Вот вам причина самоубийства.
Заметив, что Костенко глубоко задумался, Мурашовский предупредил:
— Но это только версия, предположение. Надо отрабатывать и другие.
— Да-да, — встрепенулся следователь. — Туману ещё хватает. Жаль, что важный свидетель в отъезде. Возможно, она прояснила бы кое-что.
— Вы имеете в виду Сторожук?
— Её. Жду не дождусь возвращения, сразу же допрошу.
