— Известно что-либо о Паулюсе, Цейцлер? — спрашивает Гитлер.
— Нет, не известно, — отвечает Цейцлер.
Гитлер тихим голосом произносит:
— Сегодня ночью у меня было чувство, что Паулюса русские взяли в плен. Поэтому я хотел задержать сообщение в печати о присвоении ему звания фельдмаршала. Немецкий народ не должен знать, что немецкий фельдмаршал попал в плен к русским. Борьбу и гибель 6-й армии нужно представить народу так, что генералы с оружием в руках, плечом к плечу с солдатами, сражались в окопах и погибли на своем посту. Мне нужен миллион новых солдат.
При этих словах Гитлер поднялся с места. Он медленно стал ходить взад и вперед по залу. Затем он снова подошел к столу и спросил:
— Есть что-нибудь еще о Сталинграде, кроме утренних радиограмм? Что сообщают русские?
— Нет, мой фюрер, ничего нет, — отвечает Цейцлер, — но под Харьковым и у Нижнего Донца положение наших войск стало весьма критическим.
Гитлер, волоча ноги, в сопровождении Гюнше покинул зал.
Вслед за этим Гитлер приказал вызвать к нему начальника генерального штаба Гальдера. Линге проводил Гальдера к Гитлеру. Гитлер встретил Гальдера сухо и спросил, не пора ли ему взять длительный отпуск для поправления здоровья. Гальдер пробыл наедине с Гитлером всего минут десять. После этого он ушел «в отпуск».
С тех пор Гитлер совершенно обособился от генералов и ушел в себя.
Он перестал обедать в казино, в кругу генералов, а обедал один в своем кабинете. По вечерам Гитлер просил Линге заводить ему пластинки с траурной музыкой. Он зачитывался книгами вроде «Я, Клавдий, император и бог», в которой описываются жестокости римских императоров в борьбе за трон, или книгами о походах в XII веке Фридриха II из династии Гогенштауфенов. Гитлер находился в состоянии крайнего раздражения. Каждая случайно залетевшая муха выводила его из себя. Даже безобидные бабочки приводили его в бешенство. Были приняты все меры против мух, комаров, бабочек. Окна в доме Гитлера были затянуты проволочной сеткой. Каждое утро ординарцы, вооруженные хлопушками, уничтожали последних мух, которые попадались в доме. На столах везде были расставлены стаканы с медом, на потолках развешивались мухоловки. В коридоре и у дома висели синие лампы, заделанные в сетки с током высокого напряжения, на которых гибли насекомые.
Борману Гитлер поручил достать ему овчарку. Своего шотландского терьера он послал в подарок матери Евы Браун в Мюнхен. Овчарку Гитлер назвал Блонди, по имени застреленной из-за старости овчарки, которая была у него в замке «Бергхоф».
Гитлер приказал Борману организовать стенографическую запись военных совещаний. Не доверяя генералам, Гитлер решил фиксировать каждое слово, сказанное на совещаниях. Стенографическая служба была организована из стенографов и машинисток, работавших ранее на заседаниях рейхстага, в кабинете министров и в руководящем центре национал-социалистской партии. Гитлер лично, в присутствии Бормана, взял с них клятву хранить строгое молчание о содержании протоколов военных совещаний.
После Сталинграда
Разгром немецкой армии под Сталинградом страшно отразился на Гитлере. Он уже совершенно не мог обходиться без возбуждающих уколов своего лейб-медика Мореля. Уколы делались ему каждый второй день после завтрака. На нервной почве у него появились спазмы желудка. Из-за сильных болей он по несколько дней оставался в постели. Линге, который давал Гитлеру прописанный Морелем опиум, видел перед собой скорчившегося человека. У Гитлера усилились припадки нервного раздражения. То ему казалось, что воротники слишком узки и мешают кровообращению, то брюки слишком длинны. Он жаловался на зуд кожи. Он подозревал, что в туалетной воде, в мыле, в пасте для бритья, в зубной пасте примешаны яды, и приказывал подвергать их анализу. Анализу подвергалась также вода для приготовления пищи. Гитлер грыз ногти и до крови расчесывал себе уши и затылок. Он страдал бессонницей и глотал разнообразные снотворные средства. Его постель подогревалась грелками и согревающими подушками. Ему не хватало воздуха, и он велел поставить в спальню баллон с кислородом, которым он часто дышал.
Гитлер приказал поддерживать в комнатах температуру в 12 градусов, считая, что низкая температура воздуха освежает его. Участники военных совещаний из-за холода часто выбегали из зала, чтобы где- нибудь согреться.
Гитлер почти не покидал своего блиндажа. Только по утрам до завтрака он выходил на 10 минут со своей собакой Блонди, которая стала его постоянным спутником. Эта огромная выдрессированная собака была привязана только к Гитлеру, на всех других она зло ворчала. Она день и ночь охраняла Гитлера и во время совещаний лежала у его ног.
После обеда Гитлер ложился одетым на кровать и лежал так до вечера. Потом он шел на вечернее военное совещание, которое ежедневно происходило в 9 часов. После совещания он оставался в зале и играл в мяч со своей собакой. Гитлера забавляло, когда Блонди, стоя на задних лапах, подавала ему мяч вытянутыми, как у зайца, передними лапами. Гитлер приговаривал: «Давай, Блонди, делай зайчика».
В полночь Гитлер просил Линге заводить ему пластинки с минорной музыкой, как это было в ставке «Вервольф» в Виннице, когда он стал отдаляться от генералов.
Геринг не преминул воспользоваться этим состоянием Гитлера и стал каждый день бывать у него. В этом проявилась тактика Геринга, стремившегося занять особое положение при Гитлере. Гитлер, со своей стороны, чуждаясь генералов, стал искать сближения с Герингом.
По утрам Гитлер еще за завтраком говорил Линге:
— Сегодня я обедаю с рейхсмаршалом. Нельзя ли приготовить что-либо специально для него. Может быть, его любимое блюдо — жареного петушка, а на десерт слоеный яблочный пирог.
В эти дни Гитлер стал больше сближаться с Евой Браун, которая жила то в Мюнхене, то в замке Гитлера «Бергхоф» на Оберзальцберге,
В прошедшие месяцы он поддерживал с ней лишь редкую переписку. А теперь почти ежедневно стал звонить ей по телефону.
Лишь спустя несколько недель после событий под Сталинградом Гитлер стал снова проводить время в обществе своих секретарш, а также Бормана, Гофмана, Мореля и адъютантов. Он говорил по этому поводу Линге, что их общество отвлекает его мысли от неудач на русском фронте и успокаивает нервы…
Курская битва
На Оберзальцберг для доклада еженедельно приезжали из Восточной Пруссии Цейцлер и начальник оперативного отдела главного командования сухопутных войск Хойзингер. В начале апреля Гитлер вызвал Цейцлера для внеочередного доклада. На докладе присутствовали все обычные участники совещаний. После доклада Цейцлера об обстановке на фронте Гитлер, сославшись на разговор, который он имел накануне с Кейтелем и Йодлем, заявил приблизительно следующее:
— Обстановка на Восточном фронте не позволяет проводить широкие наступательные операции в разных направлениях. Мы должны выгрызать отдельные важные куски из русского фронта и захватить инициативу в наши руки. Мы должны, наконец, снова показать свои успехи. Уколов, которые я делал нашим союзникам в Клесгейме [121] , хватит ненадолго. Нейтральная заграница также кисло реагирует на наши дела. Турцию все время приходится подогревать.
Гитлер надел очки, посмотрел на карту и повышенным тоном сказал:
— Здесь, под Курском, представляется возможность нанести русским удар и снова создать угрозу Москве.
Гюнше быстро подал Гитлеру цветные карандаши, за которыми он протянул руку. Гитлер вычертил зеленым карандашом на карте две стрелы: одну стрелу со стороны Орла, другую — со стороны Белгорода. Обе стрелы глубоко вклинивались в русские позиции и сходились далеко за Курском. После этого Гитлер продолжал:
— Цейцлер, по-моему, мы должны нанести главный удар здесь, на узловых пунктах Курской дуги, из районов Белгорода и Орла. Я надеюсь на большой успех. Разработайте план! Пошлите туда немедленно лучших штабных офицеров. Пусть они точно исследуют местность. В этой операции мы в первый раз введем в действие «фердинанды». Эти чудовища должны послужить тараном при прорыве через русские позиции. Никакие «Т-34» не смогут им противостоять.
— Речь идет о встречах Гитлера с Хорта и Антонеску в замке Клесгейм.
