сообщении Кребса. Часовые из личной охраны Гитлера и службы безопасности, стоявшие на постах у бомбоубежища, с удивлением посмотрели на появившихся в столь поздний час Бургдорфа, Фегелейна и Гюнше. Бургдорф попросил доложить Гитлеру, что у него есть важное донесение. Гитлер сразу же вышел в приемную, где ждали Бургдорф, Фегелейн и Гюнше. Как всегда, когда к Гитлеру приходили с неожиданным докладом, выражение его лица было настороженным. Бургдорф доложил:
— Мой фюрер! Только что звонил Кребс. В четыре утра началось наступление русских на Одере. Гитлера передернуло.
— Где? — выдавил он.
Бургдорф ответил, что после ураганного огня русской артиллерии мощные русские танки и пехота стали наступать по всему фронту. В некоторых местах под покровом темноты русские пытались форсировать Одер. Они ведут упорные атаки из предмостных укреплений на западном берегу Одера в районе Кюстрина. Гитлер спросил о дальнейших подробностях, в частности о том, выведены ли своевременно войска из-под огня русской артиллерии. Бургдорф ответил, что подробностей Кребс еще не сообщил. Гитлер вцепился руками в спинку кресла. Он старался скрыть свое волнение. Мускулы его лица судорожно задергались. Он кусал губы, что являлось у него признаком большого волнения. Затем он спросил:
— Который час?
— Двадцать минут шестого, — ответил Гюнше.
Гитлер снова обратился к Бургдорфу:
— Доложите мне немедленно, когда поступят новые донесения. Даже если скажут, что я лег. Я все равно не буду спать. Скажите, чтобы меня сейчас же соединили с Кребсом. Я хочу поговорить с ним сам.
Затем Гитлер вернулся в своей кабинет, где находились Ева Браун и секретарши.
В донесениях, поступавших в течение утра, сообщалось, что русские ведут атаки почти на всех участках фронта и что некоторые прорывы местного значения удалось ликвидировать.
Гитлер лег, но не спал. Он несколько раз вызывал Линге и просил его узнать у Бургдорфа или Иоганнмейера, нет ли новых донесений с Одера. Бургдорф и Иоганнмейер, поддерживавшие все время телефонную связь с Кребсом, сообщали, что ясной картины все еще нет, так как связь, поврежденная огнем русской артиллерии на некоторых участках фронта, еще не восстановлена. В этот день, 16 апреля, Гитлер назначил дневное совещание в половине третьего. Перед началом совещания в приемной бомбоубежища Гитлера собрались Геринг, Дениц, Кейтель, который, подражая некоторым фронтовым генералам, снял со своих брюк красные генеральские лампасы ввиду близости фронта, Йодль, Кребс, Коллер [126] , Бургдорф, Буле, Винтер, Кристиан, Вагнер, Фосс, Фегелейн, Хевель, Лоренц, адъютанты Гитлера и несколько офицеров генштаба. Они стояли группами, громко и оживленно разговаривая о начавшемся на рассвете наступлении русских на Одере. Все выражали надежду на то, что фронт на Одере устоит. В приемную в сопровождении Бормана из своего кабинета вышел Гитлер. Все сразу умолкли, застыли на своих местах и подняли для приветствия руки. Гитлер наскоро поздоровался за руку с Герингом, Деницем, Кейтелем, Йодлем и Кребсом. Он спросил Кребса:
— Есть у вас точная картина событий на Одере?
Кребс ответил:
— Да, мой фюрер.
С остальными Гитлер поздоровался кивком головы и прошел вместе с Кребсом в комнату совещаний. Все последовали за ним. Так как в связи с начавшимся наступлением русских на Одере участники совещаний явились в полном составе, в комнате было очень тесно и некоторым офицерам генштаба и адъютантам пришлось остаться в приемной. Комната для совещаний вмещала не больше 20 человек.
Кребс начал свой доклад с обзора положения на Одере. Он доложил, что наступление русских удалось приостановить. Ведутся ожесточенные бои, причем немецкие войска, как и русские, бросают в бой тысячи танков и орудий. Кребс подчеркнул, что наступление русских с самого рассвета непрерывно поддерживается действиями авиации. Кребс далее доложил, что в некоторых местах фронта русские вклинились в немецкую оборону. Там против них ведутся контратаки. Главный удар русских направлен из предместного укрепления на западном берегу Одера на район западнее Кюстрина. Переправа русских войск и наводка мостов подавляются артиллерией. Гитлер посмотрел на Геринга, который разлегся на столе и делал вид, будто что-то ищет на карте. Это была обычная манера Геринга в тех случаях, когда Гитлер интересовался действиями авиации. Кристиан, заметив взгляд Гитлера, стал докладывать, что немецкие штурмовики бомбят главным образом переправу русских через Одер. Он хотел еще что-то добавить, но Гитлер уже снова обратился к Кребсу:
— Продолжайте, Кребс.
Кребс, показывая на карте, доложил, что русские с полудня, после артиллерийской подготовки, с новой силой продолжают наступление и что положение немецких войск, особенно в районе западнее Кюстрина, весьма напряженное. Гитлер поднялся с кресла и сдавленным голосом произнес:
— Мы должны во что бы то ни стало выдержать первые атаки русских. Если фронт будет сдвинут, тогда все потеряно.
Он приказал Кребсу сейчас же узнать, как развиваются боевые действия под Кюстрином. Кребс со своим адъютантом Фрейтагом фон Лоринговеном вышел из комнаты для совещаний к телефону. Лоринговен тут же вернулся и просил разрешения взять со стола оперативную карту фронта на Одере, чтобы нанести на ней новое положение. Пока Кребс звонил в штаб-квартиру ОКХ в Цоссен. Геринг, Дениц, Кейтель и Йодль уверяли Гитлера, что атаки русских войск на Одере будут отбиты. Гитлер снова указал на то, что особенно важно выдержать первые дни наступления и причинить русским крупные потери. Кейтель и Йодль говорили в тон Гитлеру. Они стали приводить примеры из первой мировой войны, когда в операциях с огромным насыщением сражающихся войск техническими средствами борьбы противник, благодаря стойкости немецких солдат, мог продвинуться только на несколько метров и в конце концов истекал кровью.
Кребс и Лоринговен возвратились в комнату для совещаний через несколько минут. Гитлер посмотрел на них с надеждой, и как только на столе снова разложили карты, он склонился над ними. Почти по всей линии фронта были начерчены красные стрелы, означавшие атаки противника. Под Кюстрином русские войска уже глубоко вклинились в оборону немцев. Кребс доложил, что западнее Кюстрина русским удалось на узком участке пробиться через всю глубину обороны. В связи с этим положение на этом участке еще более обострилось. На всех остальных участках фронт продолжает держаться. Командующий армейской группировкой на Одере генерал-полковник Хейнрици считает необходимым в районе западнее Кюстрина отойти, чтобы предотвратить расширение прорыва. У Гитлера глаза полезли на лоб. От гнева на лбу у него надулись жилы. Он закричал:
— Нет, мы не отойдем ни на один метр! Если мы и на Одере не удержимся, то где же еще? Прорыв у Кюстрина ликвидировать сегодня же! Передайте этот приказ немедленно!
Кребс снова вышел из комнаты совещаний, чтобы передать приказ Гитлера на фронт. Гитлер был возмущен. Он ругал Хейнрици, который лишь позавчера, перед самым наступлением русских, просил разрешения перевести свой командный пункт дальше на запад, на Пренцлаву — в Нейстрелиц в Мекленбурге. Гитлер кричал:
— Если только еще кто-нибудь, кто бы это ни был, осмелится просить разрешения перенести назад свой командный пункт или отступить, я прикажу расстрелять его немедленно!
После совещания Гитлер попросил прислать к нему в кабинет секретаршу фрау Кристиан. Он продиктовал ей приказ солдатам Восточного фронта. Этот приказ был отправлен на так называемом «бланке фюрера». В правом углу бланка был изображен черный орел со свастикой. Под ним большими буквами — «Дер фюрер». Приказ был озаглавлен:
«Приказ фюрера!
К солдатам восточного фронта!
Последнее наступление Азии потерпит крах!»
В этом приказе Гитлер писал:
«Этот удар мы предвидели, и с января этого года было сделано все, чтобы создать крепкий фронт. Противника встречает мощный огонь артиллерии. Потери нашей пехоты восполнены бесчисленным множеством новых соединений, сводными подразделениями нашего фронта. Большевики на этот раз испытают на себе старую судьбу Азии, т.е. они истекут и должны истечь кровью у столицы германской
