— О чем говорить, сами все понимаете. А нож и палки — пугнуть, чтоб не сопротивлялся… А тут эта старуха ползет, серьги качаются. Работа ручная. Издали видно — тяжелые. А когда еще и улыбнулась, Геня зашел со спины — и хвать по голове палкой… Я ни о чем таком и не думала… Она упала, а они ей челюсти разжимать. Хотели взять зубы, а как?.. Я отвернулась, плохо стало. А когда снова глянула — старуха лежит головой в кусты… Ничего не видно. Кровищи, конечно… Но почему-то не страшно. Вася уже сумку в руках держит… Старухину. А на улице я сразу от них откололась — и в троллейбус… А вечером обо всем узнала. Они мне позвонили — прийти побоялись. Встретились. Зашли к Фролу за «травкой».
— Почем торговал?
— Не торговал он тогда — угощал. Недавно где-то морфия раздобыл, так Вася возле него кругами ходил. А у Фрола был сегодняшний…
— Фришман?
— Ну да. Я его и раньше там встречала. Брал у ребят Фрола икру. Для перепродажи. А Фрол за посредничество имел с каждого, кому помогал, да еще и налог брал за то, что дает спокойно работать.
— Про это мы знаем. Так что там с Фришманом?
— А-а, да Вася ему старухины серьги за две тысячи продал… с половиной, кажется.
— Фришман догадывался, что золото ворованное?
— Он не дурак был. Нынче и за лом умному человеку хорошо заплатят, — она замолчала, устало прикрыв глаза.
— Вам плохо?
— Мне страшно, — она выпрямилась и скрестила на груди руки. — Страшно с тех пор, когда показали наши фотороботы по телевизору.
— Вы тогда и перекрасились?
— Что я — дура? Я стала блондинкой в тот же день, когда все случилось. Утром, когда пришла на работу, все заохали: «Умница… красавица… царевна…» Особенно мужики. Никому и в голову не пришло сравнивать меня с фотороботом. Я своего добилась — на другой день никто и не вспоминал, какой я была.
— А сообщники баши — тоже дрожали?
— Да их так нарисовали, что родная мама не признает. Жили и радовались.
— Мне трудно понять, как вы решились на второе убийство?
— Разве есть доказательства? Свидетели?
— Да… Сосед Фришмана по палате. Он запомнил его слова. Нечасто жертва называет убийцу красавицей, светлым лучиком, договаривается о свидании, не так ли?
— И суд примет во внимание показания слабого зрением, слухом и, в конце концов, головой, калеки?
— Безусловно. Особенно по отношению к лицу, уличенному в зверском убийстве. Кроме того, имеются еще факты… И ваши друзья, которых вот-вот доставят, думаете, будут молчать? Так что признание для вас выгоднее…
— Выгоднее, выгоднее, — нервно перебила его Остапенко. — Неужели я этого хотела?.. Он сам во всем виноват. По телевизору так отчетливо показали конфигурацию и рисунок серег, что Фришман не мог не вычислить авторов дела… на кладбище. И пригрозил, что мы в его руках. Даже не поленился к Фролу приехать, чтоб объявить об этом… А когда Вася узнал, что Фрол с ребятами, пытаясь получить деньги с Фришмана, мучали его, но не добили… сразу прибежал ко мне. Выяснили, действительно — у нас лежит. Так вот, Вася весь трясется, бледный, я его таким никогда не видела. Просит: «Сделай, мол… Если не сделаешь — всем крышка».
— Что конкретно?
— Уничтожить Фришмана.
— Он посоветовал, каким способом?
— Ничего подобного — я же медсестра!
Майора передернуло.
— И вы согласились?
— Вася начал доказывать, что Фришман обязательно донесет. А кто укол сделал — сроду не найдут… Я же любила его!
— Слабое смягчающее обстоятельство,
— А то, что он грозил мне? И прикончил бы! Знаете, как я боялась?.. Убеждал, что этот Фришман ворюга и жулик, из-за него и шуму поднимать не будут…
Майор встал, прикрыл исписанные листы папкой и подошел к окну.
Во двор въехал «воронок». Из него вывели двух парией.
— Можете полюбоваться — ваших красавцев доставили, — майор жестом пригласил Остапенко к окну.
— А ну их к чертям! — коротко огрызнулась та.
— Вы бы их туда послали с год назад — не сидели бы здесь. У вас, по крайней мере, есть преимущество — вы первая сделали чистосердечное признание. Я оформлю все, как положено. Мне искренне жаль вас. Вы дали впутать себя в страшные дела. Потеряно очень много, но же все… Вот ручка, бумага — пишите.
Тимошин понимал, что Корнеева удержал от участия в захвате убийц не только интерес к показаниям Екатерины Остапенко.
Трудно, недавно побеседовав с женщиной, потерявшей при трагических обстоятельствах мужа, ехать арестовывать ее сына, местонахождение которого она указала сама. Причем, тяжесть преступления ее единственной опоры не давала ни малейшей надежды на снисхождение.
Наспех собранные сведения о личности Василия Юлеева оказались достаточно скудны.
Обычный паренек, ничем, не выделявшийся в школе. Средних способностей. В аттестате, полученном не без труда, красовались только две отличные оценки — по физкультуре и военной подготовке. Преподаватель НВП, лысый майор-отставник, с умилением вспоминал, что мальчик в сборке и разборке автомата без труда бил школьный рекорд, а строевым шагом обладал прирожденным, Эти навыки и неплохая физическая подготовка сделали из него образцового солдата. Характеристика, выданная при увольнении в запас, гласила: «…Пользуется уважением товарищей, политически грамотен, дисциплинирован, подлинный представитель Советского народа и Вооруженных сил на братской афганской земле…» Сущий ангел-воитель.
Взяли этого бескрылого ангела. В котельной, где дежурил его напарник — Геннадий Дюков, тощий, угловатый и угреватый молодой человек. Оба сидели на пропахшей кошками старой продавленной кушетке с нечистым матрацем и лениво, без азарта перебрасывались картами.
В просторном подвальном, помещении котельной, загроможденном пыльными трубами, редко появлялись посторонние.
Вскинув на вошедшего пожилого участкового в нескладно сидящей форме настороженный взгляд, ладный крепыш левой рукой вытащил из пачки папиросу, заслонив локтем коробок спичек, а правую — небрежно опустил в карман черной легкой куртки. Выжидательно посматривая на вошедшего, он как бы прикидывал — с чем вынимать из кармана руку, как будут развиваться события.
Данных о наличии у преступников огнестрельного оружия не было, но оно вполне могло оказаться.
— Опять в котельной посторонние, Дюков? Сколько раз повторять — пусть друзья домой к вам ходят, а не на работу. У вас объект повышенной опасности. Или хотите, чтобы как в студенческом общежитии, котел взорвался?.. Там ваш коллега увлекся нардами… Жертвы были. Небось, слышали? Весь город шумел…
Мрачный оператор неопределенно-утвердительно кивнул. Юлеев, успокоившись, вынул из кармана зажигалку, безрезультатно пощелкал ею, высекая лишь искры, и, воспользовавшись лежащими на столе спичками, закурил.
— О!.. Так у вас еще и курят на объекте?.. Попрошу посторонних немедленно очистить помещение!.. Или будем составлять акт?..
— Уходи, Вася, ладно, — Дюков поднялся и прошептал, чтобы не слышал участковый: — Вернешься, когда этот хмырь уйдет…
— А посмотрю-ка я, чем ты тут занимаешься. Бутылок пустых накопилось, небось?.. — по-стариковски ворча, капитан боком спустился с лестницы и, не глядя на приятелей, направился в угол подвала.
