копии, которую делал Железоглин из Каркатина. Правда, существует только три экземпляра, так что если очень повезет…
Смит перестал прислушиваться к их перебранке и сосредоточился на том, чтобы передвигать ноги. И тут непрошеным гостем в памяти всплыл голос из далекого прошлого. Это был голос слепого старца, который сидел на набережной и читал наизусть Писание, выставив перед собой кружку для подаяний. Смит тогда был не благочестивее любого другого мальчишки, но от этого голоса у него холодок бежал по спине…
…Не оплаканы мертвецы на поле Балту, сто тысяч глазниц уставились в небо, сто тысяч воронов летят, насытясь, тучами роятся мухи над Кастом, и дети их наследуют плоть…
… выковал, на Наковальне Мира страшный Ключ, закопал его под плотью, среди костей надежно прятал, день Конца Света его нам явит, пламенный лед его охраняет, свет колдовства его бережет…
— Его не существует, — прошептал Смит.
— Ну вот, — сказала леди Сунне таким тоном, словно они остановились у какой-то занятной витрины.
Смит поднял голову, вздрогнул и отвел взгляд.
Пламенный лед, свет колдовства, день Конца Света…
Он успел заметить лишь некое подобие вращающегося круга того же мертвенного зеленовато-голубого цвета, что и снег в его сне, внутри круга, словно высекаемые из железа, мелькали искры. Видение не исчезало, оно продолжало стоять перед глазами и постепенно становилось даже более живым и четким. Смит в ужасе почувствовал в ладони холодную тяжесть железного посоха.
Он открыл глаза и поглядел на свою руку. Посоха не было, но он явственно ощущался.
— Просто ниша в стене, — успокоила Смита леди Сунне. — Эти огни всего лишь игра воображения, понимаешь? Тебе нужно только протянуть руку и взять его.
— Он не идиот, — вставил Ивострел.
— Ой-ой, похолодало, — пожаловался лорд Эрменвир. — Ну давай, Смит. — Он посмотрел на Смита, проследил за его взглядом и увидел пальцы, сомкнутые вокруг воздушной палки. — Это еще что.
— Я… рука сама… — промямлил Смит.
— Да? — Лорд Эрменвир побледнел.
Рука и пальцы пришли в движение, словно перехватывая невидимую палку в боевую позицию…
Леди Сунне достала из-за корсажа нечто вроде монокля с багровой линзой. Мгновение она глядела сквозь него на Смита.
— Корона Синтореска, — спокойно объявила леди Сунне, метнулась вперед и поймала Смита в свои объятия.
Следующее, что помнил Смит, — это то, как его тащили по коридору, а он глядел назад, на лорда Эрменвира, который старательно бежал за ними, высоко поднимая колени и самозабвенно работая локтями.
Внезапно стало гораздо теплее. Они нырнули в освещенную пещеру, а за ними, запыхавшись, вбежали Ивострел и Зеленошип. Прочие монахи, оставив всяческие попытки помедитировать, в ужасе взирали на них.
— Что это было? — спросил Ивострел.
— Мы все едва не погибли, — ответил лорд Эрменвир и, тяжело дыша, повалился на койку.
— Убирайся отсюда, — велела леди Сунне, отшвырнула его и уложила Смита. Она снова извлекла монокль и внимательно осмотрела Смита. — Скажи-ка, дитя солнца, не было ли у тебя каких-нибудь странных симптомов, не связанных с действием яда? Например, голосов в голове?
— Нет, — тупо отозвался Смит. Он наблюдал, как она осторожно берет его руку и основательно прощупывает ее от плеча до ладони. — Мне показалось, будто я держу что-то холодное. Железную палку.
— Думаешь, это одержимость? — с любопытством поинтересовался лорд Эрменвир. — Связанная с близостью Ключа?
— Полагаю, следует еще раз внимательно изучить Книгу Огня, — ответила леди Сунне. — Я могла упустить что-то существенное.
— Самое подходящее время, чтобы это выяснять, — раздраженно заметил лорд Эрменвир, потянувшись за трубкой.
— Лучше сейчас, чем через полминуты, когда мы все взлетим на воздух, — парировала его сестра. — Дитя солнца…
— Смит, — поправил Смит.
— Занятный выбор имени. Хорошо, Смит, а не снились ли тебе в последнее время странные сны? Спиритическое общение с предками?
Смиту не хотелось обсуждать свое видение, но леди Сунне так серьезно смотрела ему в глаза, а глаза у нее были большими, темными и такими прекрасными…
— Вроде да. Но совершенно бессмысленные. — Это вырвалось само собой.
— Конечно-конечно, — улыбнулась она и потрепала его по подбородку. — Хорошо. Ложись и отдыхай, Смит. А если почувствуешь что-нибудь странное, особенно в этой руке, обязательно скажи нам. Ты ведь скажешь, правда, милый Смит?
— Скажу, — буркнул он.
Голова у Смита пошла кругом настолько, что он даже не обиделся на ее сюсюканье. Он откинулся на подушку и закрыл глаза.
Смит слышал шелест платья леди Сунне, а затем тихий стук и потрескивание — кто-то подбросил дров в огонь. Он слышал, как лорд Эрменвир усаживается, что-то бормоча, и булькает извлеченной из-за голенища фляжкой.
Звуки постепенно стихли, и вот Смит летит над равниной и при этом знает столько всего ужасного…
Вот под ним проплывает город Трун. В воздухе полыхает огненная формула его разрушения: споры определенного сорта головни в ячмень, четыре унции определенного яда в центральный колодец, анонимное письмо с определенной фразой на стол герцогу, один расшатанный кирпич в фундаменте определенного здания. Все это — и Трун падет. И тогда…
Вот Конен-Фей-в-Деревах. Случайное повреждение водопровода и один факел, брошенный в определенное замшелое дерево, повлекут за собой цепочку событий, которые погубят город. Те, кто уцелеет, бросятся бежать в Трун, но Труна уже не будет, и тогда…
Вот город Пылающей Горы — бурлящий, пульсирующий, настолько охваченный межклановой враждой, что достаточно будет всего лишь написать на определенной стене оскорбление тщательно подобранными словами, и все четыре правящих Дома окажутся в руинах. А с ними и главная рыночная площадь Пылающей Горы, а с нею — все домики и домишки…
Вот Каркатин — здесь будет довольно разбитого камнем окна. Нескольких слов, сказанных лавочнику. Пущенного слуха. Снятой решетки канализационного люка. Сделай это в определенном порядке и в определенный момент — и нет Каркатина, а с ним и его огромной библиотеки, а с нею — всех ответов на вполне резонные отчаянные вопросы, которые вот-вот начнут задавать в Труне, в Конен-Фее, в Пылающей Горе. Делиантиба и Черная Скала уже в огне; их нужно только немного подтолкнуть, и они сами довершат начатое. И Салеш…
Разве не замечательно обладать тайным знанием о подобных ужасах?
Рука у него болела.
Но разве это не самая почетная доля, о которой он мог когда-либо мечтать, — пусть даже она сулит ему полное одиночество? Разве не славно быть Избранным Орудием Богов? Рука болела, но летел он высоко, бок о бок с более совершенным самим собой, хладнокровным, умным, каким он всегда мечтал стать, с элегантным незнакомцем из хрома и бриллиантов, с Великим Убийцей, который скалится с высоты на копошащихся букашек. Придурки. Ублюдки. Пустые. Склочные. Скучные. Невежественные и гордящиеся собственным невежеством. И каждый год рождаются новые вопящие козявки, и число их все растет, и каждый год на теле земли нарывом появляется новый город, чтобы их вместить. Лучше выжечь этот гадюшник раз и навсегда. Так все говорят. Рука болела.
— О небеса, что у тебя с рукой? — Госпожа Смит в ужасе уставилась на нее.
— Очень болит, — ответил он с тайной гордостью. — Превратилась в голубую сталь. Смотрите, какая
