Энджрел, судя по виду пришедший в себя. — Ни одна не доверяет остальным настолько, чтобы сейчас добровольно покинуть город, но всем очевидно, что лучше все-таки кому-то из них возглавить мужчин.
Нимор рассмеялся.
— У вас просто дар говорить прямо, сэр. — Нимор оглянулся на остальных командиров и офицеров, набившихся в шатер, и добавил: — Полагаю, вы уже подсчитали, какие из Домов присутствуют здесь и сколько войск — и каких — привел каждый из них? Жрицы захотят знать это, и всем нам полезно будет иметь представление о том, кому за кем выступать.
Конечно, он мог найти этой информации и другое применение, но ведь об этом не было необходимости упоминать, не так ли?
— Разумеется,— ответил Энджрел. Он указал на стол в дальнем углу палатки, где несколько офицеров Бэнр изучали карты и донесения.— Нужно, чтобы вы сообщили им численность вашего отряда, количество пехоты и кавалерии и еще сведения о вашем обозе. А после этого я хотел бы задать вам несколько вопросов насчет нашего маршрута и того места, где мы предполагаем встретить армию дергаров. Я так понимаю, что эти места вам хорошо знакомы, так же как и состав и тактика войска серых дворфов.
Нимор поправил кирасу и серьезно кивнул.
— Конечно, — сказал он. — Я хорошо их знаю.
Халисстру пробудил звук открывающейся двери. Она мельком глянула в ее сторону, решив, что, наверное, пришел ее час и наземные жители явились предать ее мечу.
— Мне больше нечего сказать вашему лорду, — сказала она, хотя у нее и мелькнула мысль, что предпочтительнее выдать товарищей, чем погибнуть мучительной смертью, особенно если бы взамен она могла обрести свободу.
— Отлично,— ответил женский голос.— Надеюсь тогда, что ты согласишься поговорить со мной.
Гибкая фигура проскользнула сквозь открытую дверь, которую закрыли и заперли за ней. Посетительница, укутанная в длинное темное одеяние, помедлила, разглядывая Халисстру, потом протянула руки, черные как уголь, и откинула с головы капюшон, открыв лицо цвета блестящего эбенового дерева и глаза, красные как кровь.
— Я Сейилл Озковин, — сказала дроу, — и я пришла, чтобы передать тебе послание моей госпожи: «Место, принадлежащее вам по праву, ждет вас в Наземных Королевствах, в Стране Великого Света. Приходите с миром и живите снова под солнцем, там, где растут деревья и цветы».
— Жрица Эйлистри, — пробормотала Халисстра. Она, разумеется, слышала об этом культе. Паучья Королева не питала ничего, кроме презрения, к слабому, идеалистическому вероучению Темной Девы, чьи приверженцы мечтали об искуплении грехов и признании в Верхнем Мире. — Что ж, я шла с миром и, похоже, нашла принадлежащее мне по праву место в этой славной маленькой камере. Я думаю, что прямо за прутьями моей решетки цветут восхитительные цветы, и я весьма благодарна, что это трижды проклятое солнце не заглядывает в мою тюрьму глубже. — Она горько рассмеялась. — Почему-то благочестивое послание твоей глупой маленькой пляшущей богини сегодня звучит несколько фальшиво. А теперь уходи и дай мне снова заняться важным делом — подготовкой к неизбежным пыткам, которые ждут меня, когда у так называемого лорда этой вонючей навозной дыры, именуемой деревней, лопнет терпение из-за моей несговорчивости.
— Я говорила точно так же, когда впервые услышала послание Эйлистри, — ответила Сейилл. Она подошла поближе и села на пол рядом с Халисстрой. — Как и ты, я была жрицей Паучьей Королевы и оказалась пленницей наземного народа. И теперь, прожив здесь уже несколько лет, я все еще нахожу солнечный свет слишком резким.
— Не льсти себе, отступница! — огрызнулась Халисстра. — Я не такая, как ты.
— Ты, возможно, удивлена, — спокойно продолжала Сейилл, по-прежнему безмятежная. — Но обрушивалась ли когда-нибудь на тебя кара Паучьей Королевы как на лишнее и бесполезное существо? Приходилось ли тебе отказываться от зарождающейся дружбы, потому что ты боялась предательства? Или, может, ты видела, как убивают ребенка, твою собственную плоть, твою душу, потому что он не прошел бессмысленного испытания, и говорила себе при этом, что он был слишком слабым, чтобы жить? Задумывалась ли ты когда-нибудь, есть ли смысл в намеренной и сознательной жестокости, которая растлевает наш народ?
— Конечно, смысл есть, — отозвалась Халисстра. — Мы со всех сторон окружены беспощадными врагами. Если бы мы не предпринимали шагов, чтобы всячески совершенствовать наш род, то стали бы рабами — нет, даже хуже, стали бы
— А действительно ли закон Ллос делает вас сильнее?
— Конечно.
— Тогда докажи это. Приведи пример. — Сейилл внимательно смотрела на нее, потом подалась вперед и сказала: — Естественно, ты помнишь бесконечные испытания и сражения, но ты не можешь доказать, что стала сильнее благодаря им. Ты не знаешь, что могло бы быть, не подвергайся ты всем этим мучениям.
— Это всего лишь слова. Само собой, я не могу доказать, что нечто не такое, как оно есть.
Халисстра в крайнем раздражении уставилась на еретичку. Этот разговор при любых обстоятельствах вызвал бы у нее раздражение и показался неуместным, но теперь, когда она сидела со скованными цепью руками и ногами, привалившись к холодной стене каменного мешка, под жалящими стрелами просачивающихся туда солнечных лучей, он решительно приводил ее в ярость. И все же больше ей нечем было занять свой разум, и существовал маленький шанс, что если она будет демонстрировать энтузиазм в отношении веры Сейилл, то это, может быть, как-то поможет ей освободиться. Ллос решительно не терпела отступников, но сделать вид, что принимаешь другую веру, чтобы обрести свободу и обмануть надежды своих тюремщиков... это было той самой хитростью, которая приводила Паучью Королеву в восторг. Главное, конечно, было не переусердствовать, а выглядеть достаточно обескураженной, чтобы Сейилл и ее друзья могли поверить, что в душе Халисстры и вправду что-то изменилось.
— Ты меня раздражаешь, — сказала она Сейилл. — Оставь меня одну.
— Как хочешь, — ответила Сейилл. Она грациозно поднялась и улыбнулась Халисстре. — Обдумай то, что я сказала, и спроси себя, может, в этом есть некая правда. Если твоя вера в Ллос так сильна, как ты думаешь, то она наверняка сможет выдержать это небольшое испытание. Позволь Эйлистри сделать тебя счастливой и согреть твое сердце.
Она вновь накинула капюшон и молча удалилась. Халисстра отвернула лицо в сторону, чтобы Сейилл не смогла видеть жестокую улыбку, исказившую ее лицо.
Похоже, размышлял Рилд, место в арьергарде Квентл приберегает для того, кто кажется ей в данный момент наименее полезным.
Он остановился, прислушиваясь к лесу позади, выискивая любой звук, который мог бы свидетельствовать о приближении врага, но не услышал ничего, кроне размеренного стука холодного дождя. Огненные пауки Фарона сумели разжечь дымное пламя за спиной их отряда, но дождь, похоже, не позволил пожару охватить сколько-нибудь большой участок леса. Мастер Оружия бросил взгляд на небо, подставляя холодным каплям лицо и отметив грозное серебристое сияние за тучами.
«По крайней мере, дождь смывает наши следы»,— подумал он.
После тяжелого перехода прошлой ночи и долгого солнечного дня, проведенного в густых зарослях кустарника, они продолжили свой путь вечером, для того лишь, чтобы вскоре после выхода попасть под ливень. Под ногами земля превратилась в грязную жижу.
Остановившись на миг, чтобы поправить капюшон, Рилд зашагал дальше, стараясь идти не слишком быстро. От него было бы мало проку в арьергарде, приблизься он вплотную к остальным, но с другой стороны, ему меньше всего хотелось отстать от них настолько, чтобы пропустить какой-нибудь безобидный поворот тропинки и потеряться в этих бескрайних лесах. Если уж Халисстру посчитали не стоящей того, чтобы за ней возвращаться, то насчет того, что будет, отстань от отряда он, Рилд не испытывал никаких иллюзий. Он шагал, останавливаясь через каждую дюжину ярдов, чтобы прислушаться и всмотреться в лес.
Вскоре он расслышал громкий, настойчивый звук бегущей воды — быстрый лесной ручей, темный и
