его выходки вызывающими и враждебными. Даже когда он шутливо величал ее «миледи» или «ваша светлость», тон его голоса слегка изменился. Больше в нем не было слышно той агрессивной враждебности, которая столь явственно проявлялась, когда она объявилась у него в доме. Интересно, когда произошла перемена? Она сама тоже перестала обороняться. Раздражалась на некоторые сказанные им слова больше по привычке.
— О, я только подумал…
— Ты, кажется, слишком много думаешь! — огрызнулась она.
— Джинджер, к чему такая язвительность? Разве тебе не нравилось беседовать со мной, пока я тебя причесывал? Или, может, ты решила, что я слишком близко подобрался к тебе? К тебе настоящей.
Этот человек и правда, кажется, видит ее насквозь. Она бессильно склонила голову. При виде ее вспыхнувшего лица он раздвинул губы в довольной улыбке.
— Ведь на самом деле ты не такая пустышка, как притворяешься, верно? Общаешься с пустоголовыми «золотыми» мальчиками и девочками, но в глубине души твои так называемые друзья тебя раздражают, так? Ты ждешь чего-то большего… Все, молчу, молчу! Твои глаза мечут искры!
— Полагаю, при твоем образе жизни — избыток свободного времени, любовь к одиночеству — тебе ничего не кажется лучше, как без конца ворчать, когда ты попадаешь в компанию другого человека! — парировала Джинджер.
Мэтт ухмыльнулся. Очевидно, ее колкость нисколько его не задела.
— А я смертельно скучаю по обществу! Попроси владельца этого дома купить тебе собаку, тогда ты сможешь надоедать ей своими ценными мыслями и советами!
Мэтт рассмеялся.
— Подумать только, — воскликнул он, — до чего наша леди любит поспорить!
— Подумать только, — парировала Джинджер, — мы до завтра не пообедаем, если этот так называемый местный шеф-повар не перестанет совать нос в мои дела!
Пятнадцать минут спустя он, все так же улыбаясь, заставил свою ученицу перечислить все, что она умеет делать на кухне.
— Иными словами, готовить ты не умеешь, — подытожил он, когда она запинаясь поведала ему о своих кулинарных достижениях. — Что ж, нам лучше приняться за дело, не откладывая, если ты собираешься отплатить мне за мое неслыханное гостеприимство. Ради разнообразия теперь, когда твоя нога почти зажила, можешь поухаживать за мной.
— Не знала, что это входило в наше соглашение.
— Вот как? Может, я недостаточно ясно выразился. Посмотри в буфете: там должно лежать несколько луковиц. В холодильнике есть чеснок. Начнем с самого простого! Прежде всего, налей в кастрюльку воды и вскипяти ее. Тут потребуется определенное мастерство, потому что тебе предстоит включить газ и поставить кастрюлю на конфорку. Не промахнешься?
Джинджер подумала: а не поставить ли кастрюлю прямо ему на голову?
— Ну вот, — он разговаривал с ней терпеливо, словно сомневался в ее умственных способностях, — теперь брось в воду щепотку соли. Щепотку, не больше!
— Я знаю, что такое «щепотка».
— Очень хорошо. Теперь лук. Очисти его и порежь кольцами. — Он бросил ей две луковицы.
Джинджер старательно очистила их от шелухи. Да, давненько она не делала ничего такого. По правде говоря, последний раз она готовила в школе, на уроках труда.
Вместо того чтобы помочь, он уселся за стол и, скрестив руки на груди, внимательно наблюдал за ее действиями.
— Странно, почему после курсов для благородных девиц ты не научилась готовить, — комментировал он. — Неужели вас, девочек, не учили там кулинарии, правилам поведения за столом, искусству накрывать на стол и умению отличать, для какого напитка нужен тот или иной бокал?
— Я не ходила на курсы для благородных девиц. — Джинджер смерила его ледяным взглядом. — Вместо того чтобы смотреть, лучше бы помог!
— Ни за что.
— Значит, мои чары сильнее, чем я думала. — Она повернулась, посмотрела на него в упор, и перед ее мысленным взором снова всплыло видение: он стоит, поигрывая застежкой джинсов, его мускулистый торс обнажен. Она задышала чаще и непроизвольно сглотнула слюну.
— А почему, кстати, ты не ходила на такие курсы? Я считал их обязательным компонентом образования для девушек вроде тебя.
— Каких это девушек вроде меня? — Джинджер перестала резать лук и посмотрела прямо ему в лицо. Рука ее крепко сжимала нож.
Он пожал плечами.
— Хорошеньких юных созданий, у которых денег больше, чем здравого смысла.
Она так сжала рукоятку ножа, что у нее заболела рука. Наверное, она кажется ему чем-то вроде куклы Барби. Честно говоря, понятно, почему он так о ней думает, но это ее задело. Джинджер принялась яростно нарезать лук.
— Мой отец не одобряет подобных курсов, — проворчала она.
— Мудрый человек.
— Обязательно передам ему твой комплимент. Ну, что делать дальше?
— Теперь грибы. Они консервированные, боюсь, других у меня нет. Запасов в этой хижине хватит надолго, но, пока погода не установится и я не смогу доехать на лыжах до ближайшего магазина, свежих продуктов не жди. Потом бекон. — Он бросил ей упаковку. Вскрывая бекон, она все еще думала о том, как он отозвался о ее характере. — Теперь тебе надо бросить в кипящую воду рис. Ты когда-нибудь варила рис?
— А ты когда-нибудь был любезным?
Он засмеялся, но встал, достал из жестянки горсть риса и засыпал его в воду, добавив туда бульонный кубик и сушеных приправ.
— С каких это пор ты наводишь справки о моем прошлом? — Он опытной рукой смешал на сковородке все ингредиенты, добавил банку томатов в собственном соку и каплю соуса «Табаско».
— Кстати, а сам-то ты где учился? Полагаю, прошел курс в университете жизни?
— Да, — кивнул он. — Попутно закончил Гарвард.
— Ты учился в Гарварде? Быть не может!
— А почему тебе это кажется невероятным? — Он положил грязные тарелки в раковину и кинул Джинджер губку.
— Не стой без дела, лучше вытри стол! Меня ранит твое недоверие!
Ха, подумала она, ранит тебя, как же!
— И что же ты там изучал?
— Экономику и право. Джинджер искренне рассмеялась.
— Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты учился в одном из лучших университетов мира и изучал экономику и право ради того, чтобы проводить время здесь?
— Мне все равно, веришь ты или нет. — Он принялся мыть посуду. Сноровка выдавала его опыт в этом деле; видимо, он привык выполнять всю домашнюю работу. Потом он передал ей посудное полотенце.
Джинджер встала рядом с ним и начала вытирать тарелки.
— А почему ты не стал юристом? — недоверчиво спросила она. Вряд ли он учился в Гарварде, и все же… Что-то с ним не так. Джинджер знавала немало мужчин, которые, невзирая на блестящее образование, не знали, как убить время. Поэтому ей не составило труда примириться и с той историей, какую поведал ей ее новый знакомый. — Так почему ты не стал юристом или экономистом?
— А может, меня прельстила простая жизнь. — Он ухмыльнулся. — Зимой — свежий морозный воздух и возможность для меня, простого деревенского парня, повидать мир.
Джинджер с подозрением покосилась на него. Почему ей все время кажется, что он притворяется? Казалось бы, зачем ему играть перед ней роль?
— А летом? — не сдавалась она. — Куда ты едешь летом?
