— Что ж, — терпеливо вздохнул Караманлис. — К тому времени ты уже жил с ними на острове. Подав прошение в Афинский суд, они уже заранее запаслись подложным свидетельством о рождении, согласно которому ты был сыном отдаленного родственника Константина, который скончался, но незадолго до смерти успел оформить твоим родителям опекунские права. Фредерик Казомидес, юрист из «Афина Маритайм», оформил должным образом все бумаги. Ну а потом, усыновление ребенка родственника уже и так не должно было встретить возражений со стороны суда, но дополнительную роль тут как раз сыграли и деньги Константина Киракиса.
Александр вздохнул, затем стиснул зубы и покачал головой.
— Значит они подкупили судью, который…
— Греческие судьи неподкупны, — с достоинством изрек Караманлис.
— Продать или купить можно кого угодно! — пылко возразил
Александр.
— Даже тебя?
— Да, но я стою очень дорого. Как, без сомнения, сказала бы вам мадам Райан… если бы вдруг заговорила.
Караманлис озадаченно взглянул на него.
— Ты знаешь, что она…
— Да, доктор, мне известно, что она жива, и я знаю, где она находится. — Глаза Александра засверкали. — Я все знаю! — Он подогнул под себя ноги и напрягся, словно тигр, приготовившийся к прыжку.
Мередит могла только надеяться, что у старика хватит ума ему не перечить. В противном случае, она всерьез опасалась, что Александр способен его ударить.
Но Караманлис кивнул.
— Да, Александр, узнав о твоей смерти, бедняжка лишилась рассудка, — промолвил он. — Муж отвез её в Афины и поместил в больницу. Но вскоре ему сказали, что её место в больнице для умалишенных, и тогда он навел справки и отвез её в Швейцарию, в Лозаннскую клинику. Это одна из лучших психиатрических клиник во всей Европе. Насколько мне удалось выяснить, в Европе он оставил жену лишь для того, чтобы избежать ненужной огласки и сенсационности у себя в Штатах. Это был крайне милосердный и человечный поступок с его стороны.
— Милосердный? — переспросил Александр, не веря своим ушам. — Как вы смеете рассуждать о милосердии? Вы, приложивший руку к тому, чтобы её уничтожить?
— Александр…
— Хотя Константин Киракис всех вас купил с потрохами, — презрительно заключил Александр. — И выбора у вас не было. — Голос его резал, как бритва.
— Ты должен меня понять… — беспомощно забормотал Караманлис.
— Нет, доктор, я вас не понимаю! И никогда не пойму. Как могли вы все позволить, чтобы похитили ребенка? Отняли у законных родителей. Как вы могли довести женщину до безумия? Обречь её на смертную муку! — Александр уже стоял у панорамного окна, повернувшись к нему спиной.
Доктор покачал головой.
— Для всех нас это было крайне тяжелое испытание, — сказал он. — Однако со временем ведь, сам знаешь, ко всему привыкаешь. Тем более, что пути к отступлению были у нас отрезаны. — Голос Караманлиса преисполнился сожаления. — Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но каждый из нас все это время жил с тяжелым камнем на сердце.
— Да, — хмыкнул Александр. — В это мне и впрямь верится с трудом. — Он повернулся спиной к доктору, разглядывая величавую гладь Эгейского моря.
— Мелина безумно боялась, что ты утратил память навсегда. Еще её очень страшили твои ночные кошмары, которые, казалось, никогда не прекращались. Несть числа, сколько раз она говорила мне, что хочет во всем перед тобой признаться и сказать правду, но Константин стоял насмерть. Он был непререкаем, и в этом был их единственный источник разногласий за всю их совместную жизнь. — Караманлис ненадолго приумолк. — Даже, лежа на смертном одре, Мелина умоляла его наконец снять грех с души и открыть тебе эту тайну, но… остальное ты знаешь сам.
Александр призадумался, затем сказал:
— Перед самой смертью отец пытался что-то сказать мне. Может быть, и в самом деле хотел снять грех с души? — И он вопросительно посмотрел на Караманлиса.
Доктор кивнул.
— Он признался мне, что до сих пор не выполнил данного Мелине обещания и ничего тебе не рассказал, но добавил, что хочет сделать это, пока не поздно. Однако в последние дни он уже испытывал сильнейшие боли и мне приходилось держать его на наркотиках, так что сознание его было затуманено. Впрочем, — вздохнул он, — это ты и сам знаешь.
— Да, помню. — Александр опять задумался. — Однако даже после его смерти никто так и не удосужился открыть мне глаза на тайну моего рождения.
Караманлис сокрушенно потупился.
— Все мы привыкли жить во лжи, Александр. За много лет. Поэтому даже после смерти Константина… Не забудь — ты получил огромную власть, а человек ты вспыльчивый и почти всемогущий. Нам приходилось всерьез считаться с тем, как ты можешь воспринять эту новость. Сгоряча ты мог натворить многое. Как бы то ни было, поломав голову, я пришел к выводу, что делать этого не стоит.
— Ну, разумеется, — презрительно фыркнул Александр. — Скажите, доктор, сколько людей из числа тех, что знают правду, ещё находятся в живых?
Караманлис ответил не сразу.
— Всего несколько, — сказал он наконец. — А из людей, что были тогда в Иоаннине — вообще только двое. Георгий Дамос, управляющий. И ещё один бурильщик — кажется, его фамилия Паперсенос. Ну и, конечно, я. Юрист, который оформлял бумаги об усыновлении, погиб в 1957 году в авиакатастрофе. Остальные совсем старые и немощные — большинство уже на том свете.
— А этот Георгий Дамос — где он сейчас? — осведомился
Александр.
— Насколько мне известно, он живет в Триккале. Твои люди без труда его отыщут.
Александр молча кивнул и, открыв атташе-кейс, положил в него бумаги.
— Скажи, Александр, могу я задать тебе вопрос личного характера? — спросил Караманлис.
Александр приподнял голову и посмотрел на старого доктора.
— Можете, — сухо ответил он. — Однако я не обещаю, что отвечу на него.
Караманлис понимающе кивнул.
— Это твое право, — сказал он. — Хотя вопрос не такой уж и сложный. Скажи, Александр, ты был счастлив все эти годы?
Александр метнул на него подозрительный взгляд.
— В каком смысле?
— Ты был счастлив со своими родителями? С Мелиной и Константином? Они хорошо к тебе относились? Вы любили друг друга?
— Они относились ко мне прекрасно, и я тоже безмерно любил их, — ответил Александр. — И — да, я был счастлив с ними, — признал он.
— Тогда, прошу тебя, Александр, ты не должен их ненавидеть. Они уже и так расплатились за содеянное. Ты был для них всем. Любой из них с радостью отдал бы за тебя свою жизнь. Поверь мне — это правда.
В течение полуминуты Александр молча смотрел на старика, потом произнес:
— Откровенно говоря, доктор Караманлис, я больше не представляю, кому можно верить.
— Теперь, Александр, ты знаешь правду, — сказала Мередит, когда они с мужем шли к своему личному самолету через поле афинского аэропорта Хелленикон. Порывистый ветер разметал длинные волосы Мередит, её щеки порозовели от холодного декабрьского воздуха. Она подняла воротник норкового манто. — Может быть, не стоит больше ворошить прошлое? Давай вернемся домой и попытаемся все забыть.
