Она оказалась холодной и склизкой и чересчур тонкой для обычной кожи.
Отдернув руку, я резко обернулся. Погруженная в сумрак стоянка была издевательски пустой и тихой. С бьющимся сердцем я снова повернулся к предмету на ветровом стекле. Прикасаться к нему я больше не стал. Теперь я знал, что это вовсе не кожаная перчатка.
Это была человеческая кожа.
18
Гарднер наблюдал, как оперативник поднимает щетку «дворника» и осторожно снимает пинцетом кусок кожи со стекла. Гарднер с Джейкобсен приехали двадцать минут назад. С ними приехал микроавтобус — передвижная криминалистическая лаборатория БРТ. Вокруг моей машины установили подсветку, и весь кусок территории оцепили лентой.
— Не надо было вам ее трогать, — произнес Гарднер, причем уже не в первый раз.
— Если бы я понял, что это, то не трогал бы.
Должно быть, раздражение все же проявилось в моем тоне. Джейкобсен, стоявшая рядом с Гарднером, отвела взгляд от криминалистов, обрабатывавших машину в поисках отпечатков пальцев, и посмотрела на меня слегка озабоченно — между ее бровями опять появилась маленькая морщинка, — но промолчала.
Гарднер тоже замолчал. Он держал в руке большой желто-коричневый конверт, который привез с собой, но пока что так и не сказал, что в нем. Гарднер бесстрастно наблюдал, как эксперт-криминалист осторожно кладет кожу в пакетик для улик. На этот раз приехала другая, незнакомая мне команда. Я поймал себя на том, что размышляю, были ли у нее в принципе другие задачи или это просто дежурная ночная бригада. Не то чтобы это имело значение, но было проще думать об этом, чем о том, что может означать новый поворот событий.
Осторожно держа пакетик рукой в перчатке, агент запечатал его и поднял вверх, чтобы Гарднер мог получше разглядеть содержимое.
— Да, она точно человеческая.
Я и без него это знал. Кожа была темно-коричневой и почти прозрачной по текстуре. Теперь стало совершенно очевидно, что она слишком неровная для перчатки, но ошибка была вполне объяснима.
Мне и раньше доводилось видеть такого рода штуки.
Только вот не на ветровом стекле своей машины.
— Значит ли это, что Йорк снимал кожу со своих жертв? — спросила Джейкобсен. Она очень старалась казаться невозмутимой, но даже ее это зрелище явно потрясло.
— Не думаю, — ответил я. — Позвольте?
Я протянул руку к пакетику. Эксперт, прежде чем передать мне пакетик, дождался сперва кивка Гарднера.
Я поднес пакет к свету. Кожа порвалась и треснула в нескольких местах, в основном на тыльной стороне, но по-прежнему сохраняла смутные очертания кисти. Она была мягкой и гибкой, оставшееся на ней масло испачкало пакетик изнутри.
— Она не была содрана, — сообщил я. — Если бы ее содрали, то она была бы просто плоским куском. Эта местами хоть и треснула, но в остальном более-менее целая. Думаю, она была отторгнута от кисти целиком.
Гарднера с экспертом мои слова ничуть не удивили, но я видел, что Джейкобсен по-прежнему не понимает.
— Отторгнута?
— Кожа сама соскальзывает с мертвого тела через несколько дней. Особенно с выступающих частей, таких как голова, ступни. И кисти рук. — Я потряс пакетик. — Я абсолютно уверен, что это тот самый случай.
Она вытаращилась на пакетик, начисто позабыв о своей обычной сдержанности.
— Вы хотите сказать, что это соскользнуло с трупа?
— Примерно так. — Я повернулся к эксперту, следившему за беседой с кислым выражением лица. — Вы со мной согласны?
Тот кивнул.
— Хорошая новость, что она мягкая и гибкая. Не придется ее вымачивать, прежде чем снять отпечатки.
Я почувствовал взгляд Гарднера и понял, что он уже сложил два и два. Но Джейкобсен была в шоке.
— Вы можете снять вот с этого отпечатки?
— Конечно, — ответил ей эксперт. — Обычно она высохшая и хрупкая, и приходится ее вымачивать в воде. Затем натягиваешь ее, как перчатку, и делаешь отпечатки пальцев, как обычно.
Он поднял руку и пошевелил пальцами, чтобы проиллюстрировать свои слова.
— Не позволяй нам тебя отвлекать, Дики, — сказал Гарднер. Агент опустил руку, слегка смутившись, и вернулся к машине. Гарднер постучал конвертом по бедру и посмотрел на меня чуть ли не сердито.
— Ну? Вы ей скажете или я?
— Скажете что? — поинтересовалась Джейкобсен.
Губы Гарднера сжались в ниточку.
— Скажите ей.
Она повернулась ко мне. Я указал на машину.
— Мы не могли понять, как Йорку удалось оставить на месте преступления отпечатки пальцев своих жертв после их смерти. Теперь мы это знаем.
Лицо Джейкобсен просветлело.
— Вы хотите сказать, он использовал кожу с их рук? Надевал ее как перчатки?
— Я никогда раньше не слышал о таком способе, но похоже, он делал именно так. И скорее всего поэтому тело Ноя Харпера так сильно разложилось. Йорк хотел получить кожу с кистей его рук до подмены трупа Уиллиса Декстера.
А потом, подождав еще несколько дней, вернулся в ельник и снял отторгнутую кожу и с кистей рук Декстера. Животных не интересуют отвалившиеся куски, когда в их распоряжении целое тело. А если бы и заинтересовали…
Ну, тогда он просто использовал бы еще чьи-нибудь.
Я вдруг разозлился на себя за то, что не сообразил этого раньше. И ведь было ощущение дежавю от моих сморщенных рук, когда я снял латексные перчатки, — но я проигнорировал подсказку. И Том говорил, что мне нужно почаще прислушиваться к своим инстинктам.
К Тому мне бы тоже следовало прислушаться.
Джейкобсен взяла у меня пакетик для улик и принялась разглядывать содержимое с выражением одновременно брезгливым и зачарованным.
— Дики сказал, что она не высохшая. Это значит, что она отделилась от тела совсем недавно?
Я подумал, что она скорее всего вспомнила об Ирвинге. Хотя об этом вслух не говорили, все отлично понимали, что профайлер наверняка мертв. Но даже если его убили прямо в день похищения, для отторжения кожи нужно больше времени. Кому бы эта кожа ни принадлежала, это не Ирвинг.
— Сомневаюсь. Такое впечатление, что ее специально смазывали маслом для сохранности и чтобы оставалась мягкой…
Я осекся и посмотрел на ветровое стекло, на жирные пятна, оставленные кожей на стекле.
— Детское масло.
Гарднер с Джейкобсен уставились на меня.
— Отпечаток на кассете, найденной в коттедже, был в детском масле, — сказал я. — Ирвинг считал, что это доказательство сексуального мотива убийства, но это не так. Йорк пользовался детским маслом, чтобы отторгнутая кожа оставалась мягкой. Имеющиеся в ней натуральные масла высохли, а он хотел,
