верить в это), считала себя счастливой. И он думал о том, что если с ним Агнесса, то, пожалуй, все закончится совсем не плохо. Ничего, они еще встанут на ноги!
По жилищу Гейл, погруженному во мрак, бродили зловещие тени.
Сама хозяйка стояла у входа в комнату, прислонясь к косяку, и вела беседу с нежданно прибывшим гостем. Он тоже был не в духе: тяжело присел на стул, медленно закурил — клубы дыма окутали мрачное, серое лицо с недобро горящими глазами.
— Где ты ходишь? — процедил он вместо приветствия. — Я дожидаюсь тебя больше часа.
— Где хочу, там и хожу, — невозмутимо отвечала Гейл. — Я что, должна отчитываться перед тобой?
Он промолчал.
— Что тебе нужно? — спросила она, все так же не двигаясь с места.
— Мне от тебя ничего не нужно. Я приехал, чтобы сказать тебе, что с отъездом придется повременить, — резко произнес он, откинув назад голову и разглядывая Гейл с каким-то странным выражением, точно увидел ее впервые.
— Опять! — В ее возгласе были ненависть и отчаяние. — Опять!
— Да, — продолжал он, не обращая внимания на ее выпад. — На прошлой неделе мы столкнулись с конной полицией — половину моих ребят положили… Остались только я, Дэвид, Фрэнк и Генри. Мне нужны новые люди, но пока я их найду…
— О Господи! — перебив его, прошипела Гейл. — Господи! Неужели я никогда не выберусь отсюда?! Послушай, Кинрой, будь человеком: отдай мне мою долю, и я уеду одна!
— Нет, ничего не выйдет, — твердо заявил он. — У меня сейчас мало золота.
— Но ты же поклялся мне! Вспомни!
Он встал и несколько раз прошел от окна к дверям, возле которых стояла Гейл, и обратно.
— Кто знал, что все так обернется! Что ребят моих… А какие были ребята…— В голосе его прозвучала горечь, искреннее сожаление от потери — для него это был не просто удачный промысел, это была его жизнь, с чужой кровью и смертью, жизнь, в которой он, по-видимому, находил какую-то прелесть. И он — Гейл это поняла — не хотел расставаться с нею и ни на что менять не хотел.
— Знаю, какие, — с неожиданной холодностью обронила девушка, — пьяницы и развратники!
— Замолчи!
— Нет уж, я молчать не буду! — Она подскочила к нему и, выпрямившись во весь свой немалый рост, закричала с нескрываемой злобой: — Да если бы ты не спускал золото в кабаках со своими паршивыми дружками, то давно бы стал богатым и мог бы уехать отсюда! Но тебе нравится такая жизнь! Ты не умеешь ценить деньги, ты способен лишь проматывать их!
Кинрой расхохотался, а после, схватив ее за руку, проговорил с угрозой:
— Поосторожнее, красавица! Не забывай, что ты у меня на содержании! Я могу тебе вообще ничего не давать!
— Что-что? — переспросила Гейл, словно бы не веря услышанному.
— А то. Ты ничего не делаешь, живешь на мои деньги, да еще смеешь упрекать меня.
Сказав это, Кинрой отвернулся к окну, но Гейл рванула его за плечо, восклицая:
— Ты! Ты дрянь и ничтожество! Думаешь, купил меня своим золотишком?! Как бы не так! А ну, убирайся отсюда!
Он, свирепея, подступил к ней с возгласом:
— Это ты мне?! Еще пожалеешь!
— О! — рассмеялась ему в лицо. — сколько угодно людей, которые отдадут мне все, что я захочу, и никогда не посмеют назвать меня содержанкой!
— Сомневаюсь, что кто-то захочет тебя подобрать!
Взлохмаченная, огнеглазая, Гейл походила на разъяренную фурию.
— А-а! Вот ты как! — воскликнула она и, подбежав к нему, с размаху залепила пощечину. — На, получай! Это тебе, дружок, на память!!!
В первую секунду Кинрой остолбенел от неожиданности, но затем кинулся к ней, чтобы ответить достойным образом, однако Гейл оказалась проворней: молниеносно выхватила припрятанный револьвер и направила дуло прямо в голову Кинроя. Он резко остановился, будто ударившись о стену: несмотря на гнев, он мог мыслить здраво и знал, что рука Гейл не дрогнет, ибо в ярости она способна на все.
— Ты пожалеешь! — повторил он, отступая назад. А Гейл усмехнулась.
— Иди-иди! — говорила она с издевкой, вполне владея собой. — Иди и расскажи своим дружкам, как тебя, Кинроя Клейна, смельчака, предводителя местных головорезов, избила и прогнала прочь женщина!
— Ладно, я уйду сейчас. Но отомстить тебе я сумею всегда.
— Мсти сколько хочешь! Мстить женщине, что ж… это достойно мужчины! Такого, как ты! Но много ли ты сумеешь сделать до того момента, когда я продырявлю твою глупую башку, это мы еще посмотрим! Надеюсь, тебе известно: такая штучка умеет делать большие дырки!
Она говорила, а он смотрел на нее почти с изумлением: сатанински хороша была она и не похожа на других женщин, которых повергал в трепет один только взгляд его, которых действительно можно было и купить, и продать. Кинрой гордился своей подружкой, а приятели — он знал — всегда завидовали ему, и сейчас, вспомнив об этом, он, как бы ни было тяжело нанесенное ему Гейл оскорбление, невольно сменил тон:
— Ладно, Гейл, убери свою пушку. Я тебя не трону, даю слово.
— Знаю я, чего стоят твои слова, — ответила она, но руку опустила.
Потом спокойно прошла мимо него к дверям и распахнула их со словами:
— Не тронешь? Ну, еще бы! А почему?.. Я не боюсь тебя ни капли, вот в чем дело! Я давненько тебя раскусила, и ты это знаешь! Я не испугалась бы, даже если б оказалась среди тех, кого ты и твое тупоголовое стадо убиваете на дорогах! Хоть одному из вас да перегрызла бы горло… А теперь — вон отсюда! Я хочу побыть одна.
Уходя, он задержался на пороге.
— Ты слишком взволнована, девочка, выпей стаканчик виски! Я приеду через пару дней, и мы обсудим свои дела без лишней возни. До скорого!
— Проваливай! — буркнула она и закрыла дверь.
После села и призадумалась. Да, она неплохо потешила свое самолюбие и слегка разрядилась, но вообще-то это ничего не меняло: в своем стремлении вырваться отсюда она не продвинулась ни на дюйм. Денег у нее сейчас было немного, золота — того меньше. Окончательно порвать с Кинроем она не могла, но и ждать — тоже. Нужно было что-то решать.
Компания рассыпалась постепенно, как рассыпается ворох осенних листьев, несомых холодным течением реки. Упавшие в мутную воду, еще сухие, яркие, они сбиваются вместе и легко, словно бы по своей прихоти, скользят по течению, но вскоре разносятся по сторонам. Иные пристают к случайно оказавшемуся поблизости берегу, другие застревают на середине пути, а третьи, подхваченные неумолимыми струями, устремляются вперед, не зная, куда приведет их река: к спокойной глади озера, к пенным водам моря или к водопаду — безрассудно срывающейся в пропасть стихии. И не исчезнут ли они без следа?
Марион, Олсен и Бен уезжали первыми, в дилижансе: пароходик уже не ходил. На окраине поселка их провожали Агнесса, Джек, Эдвин и Ингрид. В глазах Марион стояли слезы. Вряд ли Случай окажется столь милостивым, что сведет их вместе во второй раз. Не такая уж глубокая привязанность соединяла их, но Марион от природы была добра, а потому искренне переживала расставание.
Агнесса и Ингрид поцеловали ее со словами сожаления и напутствия. В мыслях каждой из них таилось что-то неясное, скорбное. Может, очень резко выл вытер, что уныло гулял по голой равнине, или небо над головой было слишком серым?
Джек пожал руку Бену и заметил:
— Бежишь с корабля?
— И тебе советую. Пока не поздно.
Джек оглянулся на Агнессу и тихо произнес:
