лучше прежней? Но Агнесса и не жалела; нужно было прорвать замкнутое кольцо; она чувствовала, что это предел: дальше она так жить не может.
Ожидание кончилось, начинался поиск.
ГЛАВА V
— Входи, Филлис, — говорила Агнесса, пропуская девушку вперед.
Сидящая за столом Джессика с любопытством уставилась на гостью.
— Здравствуй! — сказала Филлис. — Так, значит, ты и есть Джессика?
Девочка кивнула.
— Садись, Филлис, — пригласила Агнесса. Девочка подвинулась, освободив место.
— Чем ты тут занимаешься? — спросила гостья. Джессика бросила на нее заинтересованный взгляд и улыбнулась.
— Рисует, — ответила Агнесса, — она любит рисовать.
— Это хорошо. Может быть, станет художницей.
— Может быть, — повторила девочка с такой интонацией и видом, будто знала все наперед.
— Посмотреть можно?
Девочка протянула Филлис листки.
— Это кто? — спросила та, рассматривая рисунки.
— Это вот мама, это я, это Керби, — объяснять девочка.
— Хорошо получается! — похвалила девушка, и Джессика расцвела от радости.
— Сейчас будем пить чай, — улыбнулась Агнесса.
Джессика вскочила с места, подбежала к шкафчику, влезла на стул, достала чашки и принялась накрывать на стол. В каждом ее движении сквозила наивная прелестная детская грация.
— Мамина помощница? — сказала Филлис.
— Да, — гордо подтвердила девочка, — я много чего умею делать!
— Джессика, не хвастайся, — заметила Агнесса. Девочка замолчала, но тут же, не подождав и нескольких секунд, сообщила Филлис:
— А мама моя умеет играть на рояле и петь. У нее красивый голос!
— Да и у тебя ничего! — засмеялась гостья. — Звенит, как колокольчик.
Они посидели втроем, потом, уступая просьбе Джессики, поиграли с ней, после чего девочка убежала гулять во двор, а Агнесса и Филлис получили возможность кое-что обсудить.
— Что ты намерена делать, Агнесса? — спрашивала Филлис. — У тебя есть еще деньги?
— Мало. Я уже неделю ищу работу, но пока безуспешно.
— Я могу одолжить тебе немного денег.
— Нет, Филлис, пока не надо, спасибо. Вот вернусь, тогда будет видно.
— Вернешься откуда?
Агнесса замялась.
— Я хочу попытаться найти мою… мать.
— Мать?
— Да. Мы не виделись шесть лет, я ничего о ней не знаю, как и она обо мне. У меня мало уверенности в том, что я смогу ее найти, но это, кажется, последний шанс…— Она замолчала.
Пауза длилась долго. Филлис не выдержала:
— Ты никогда не говорила о матери!
— Да. Я никогда и не думала, что снова увижусь с ней. Клялась, что не вернусь…— она усмехнулась. — А теперь вот решила: чем терпеть унижение от чужих людей, лучше обратиться за помощью к родной матери. Не знаю, право же, как она меня примет… Конечно, не очень хотелось бы…
— Между вами что-то произошло?
— Это длинная история, — уклонилась от ответа Агнесса.
Филлис, задетая недоверием подруги, обиженно поджала губы. Потом спросила:
— Когда же ты едешь?
— Через три дня.
— Это далеко?
— В Новый Орлеан.
— О! А Джессика?..
— Хочу просить тебя взять ее к себе. Сможешь?
— Да, разумеется! Надеюсь, мы подружимся. Твоя Джессика просто прелесть. Знаешь, мне тоже захотелось такую дочку!
— Сначала пусть Бог даст тебе хорошего мужа. Ты этого заслуживаешь, Фил.
Девушка покраснела от удовольствия, а затем, умоляюще глядя на собеседницу, сказала:
— Агнесса! Мы не так давно дружим… Не обижайся только… Ты никогда о себе не рассказываешь… То, что болтают, это же… неправда?
— Болтают… про меня?
— О, Агнесса, только ты…
— Я не обижусь, Филлис. Да, конечно, это… неправда.
Она умолкла, а Филлис, набравшись решительности, спросила:
— Скажи, отец Джессики, он… жив?
Агнесса вздохнула так тяжело, словно узница, заточенная в подземелье и увидевшая вдруг недосягаемо далекий кусок голубого неба.
— Он погиб, — с тихой решительностью произнесла она и, предупреждая последующие вопросы, прибавила: — Это был несчастный случай.
Филлис сочувственно молчала. Агнесса солгала ей: не потому, что не доверяла, просто она решила раз и навсегда: никто не должен знать правду, она никому не даст повода посмотреть на Джессику как на дочь убийцы.
— Я понимаю твое любопытство, Фил, — сказала Агнесса. — Хорошо, я расскажу. В болтовне про меня на самом деле есть доля истины: мы не были обвенчаны.
И она рассказала изумленной девушке все, начиная от своего знакомства с Джеком и кончая рождением Джессики, утаив лишь одну, самую важную, деталь.
— И все же я рада, что у меня есть Джесс! Что делала бы я без нее? — сказала Агнесса в заключение. — Теперь ты видишь, Филлис, какая я дурная женщина; собираюсь просить помощи у матери, с которой некогда поступила очень скверно.
— Но ты не могла поступить по-другому! — воскликнула Филлис, но после добавила: — Хотя как ты решилась, Агнесса? Ты так сильно любила?
— Я решилась потому, что мне казалось: мечта соединяется с жизнью, переходит в реальность. Разве ты никогда не мечтала, Филлис?
— Конечно, мечтала. Но я хотела и хочу, чтобы появился человек, который избавит меня от такого существования, сделает богатой, свободной от забот.
— Это оттого, что ты выросла в бедности. А я не знала ее. Я мечтала о другой свободе… И потом, я действительно влюбилась, причем так, как влюбляются, наверное, лишь однажды: ничего не видя, не слыша, не замечая. Это была любовь-сумасшествие, любовь-наваждение: даже в момент, когда ты вроде бы все понимаешь, ничего не можешь с собой поделать!
— Он, наверное, был красивый?
— Да… или мне так казалось. Много ли нужно девушке в семнадцать лет? Я была наивна, Филлис… Не обвенчалась, а теперь страдать вместе со мной должна Джессика…
— Джек не знал, что она должна появиться?
— Нет. Не успел узнать, — вздохнула Агнесса и добавила: — Жаль…
Она подумала о своем отношении к Джеку теперь, по прошествии времени. Да, конечно, она любила его той бессмертной, возвышавшейся над предрассудками любовью, что, скорее всего, и впрямь дается человеку только раз в жизни.
В этом чувстве соединились страсть и влечение души, необъяснимое магическое влечение, непонятное, неодолимое. Оно стало темным и горьким после того, что она узнала, и все же Агнесса предпочитала не
