Он поднял голову.
– Да, конечно. Простите. Вы же тоже беспокоитесь об отце. Будем надеяться, что они живы и вскоре обретут свободу. Мы постараемся помочь вашему отцу и что-нибудь узнать о моей семье. А потом… Нам нужно как-то выбраться отсюда.
Они помолчали.
– Знаете, я очень люблю Париж, – сказала Элиана, и в ее глазах промелькнула искра прежней мечтательности. – Я вспоминаю цветущие террасы и павильоны на бульваре Капуцинов, парк Монсо с его искусственными гротами, пагодами, скалами – я гуляла там в детстве с родителями и сестрой. А аттракционы на бульваре Тампль, кафе на набережной Сены! Всякий человек видит Париж своими глазами, кому-то он кажется величественным, монументальным, а другому – возвышенным, романтичным. Бывало, я шла по этим сказочным улицам, и мне не верилось, что я живу здесь, что этот город – мой. Я люблю его до слез, он – в моем сердце. О нет, я не хочу уезжать!
– У вас лицо ангела, Элиана, – прошептал Бернар, а потом внезапно взял руку молодой женщины в свою и поцеловал.
Она не смутилась и не стала препятствовать. Казалось, она впервые заметила, какие у него выразительные глаза, длинные черные ресницы, что его густые темные волосы красиво блестят, а лицо выглядит очень привлекательным…
– Если б я могла что-нибудь сделать для вас, – сказала Элиана. – Ведь вы вырвали меня из лап смерти, исцелили от страха…
– Вы можете, – ответил он, не сводя с нее взора загоревшихся глаз, – будьте моей, Элиана!
Молодая женщина молчала, она никак не ожидала, что он предложит ей провести с ним ночь, а Бернар продолжал:
– Я понимаю, вы совсем не знаете меня, но если вы испытываете ко мне хотя бы каплю симпатии…
– Мне трудно передать словами, что я чувствую к вам, Бернар, – промолвила Элиана, – мне кажется, мы знакомы давным-давно и можем поведать друг другу любую тайну. Поверьте, я знаю вас так хорошо, как никого другого, и как никому другому способна довериться вам. Я согласна разделить с вами все – и свою судьбу, и свое ложе.
Услышав это, он встал, и женщина смотрела на него снизу вверх. Тогда молодой человек наклонился и взял ее лицо в ладони.
– Но я не желаю, чтобы вы были случайной гостьей в моей жизни, женщиной на одну ночь, и потому предлагаю вам выйти за меня замуж. Вы сейчас свободны, я тоже, и если нас не смогла повенчать смерть, так пусть это сделает церковь.
Элиана не стала думать о том, хочет она этого или нет, не пыталась понять, что чувствует к Бернару, она просто знала, что не сможет поступить иначе, что-то подсказывало ей – нужно соглашаться, – и она ответила:
– Да, Бернар.
Его глаза блестели, как зеркала, таинственно и тревожно. Он опустился на колени и, целуя ее руки, произнес:
– Сегодня вам необходимо отдохнуть, а завтра, когда вам принесут одежду, священник обвенчает нас.
Потом он вновь вскинул взор, и Элиана ответила ему чуть печальной, но все же очаровательной, полной тепла улыбкой.
– А я уже не надеялся это увидеть, – сказал Бернар. Когда священник вернулся, молодые люди изложили ему свою просьбу, и он развел руками.
– Но все церковные книги разорваны для патронов, мне даже некуда вписать ваши имена. Алтарь разграблен…
– Ничего, – сказал Бернар, – ведь вы остались слугою Божьим, и храм, пусть даже полуразрушенный, – все равно святилище. Мы предстанем перед Небесным Отцом, и он отметит нас в своих скрижалях. Я не верю, что Бог окончательно покинул Францию и наш народ.
– Воля ваша, – промолвил священник, – хотя вы же знаете: нынешняя власть не признает церковный брак и даже запрещает его.
– Боюсь, меня мало волнует мнение власти! – Взор Бернара вспыхнул, и Элиана вновь ощутила скрытую мятежность его натуры. – Родители воспитали нас в католической вере, и мы не собираемся менять ее на другую даже под страхом смерти.
Взгляд священника потеплел.
– Что ж, дети мои, надеюсь, Господь вознаградит вас и дарует вам счастье!
…На следующий день прислуга священника принесла Элиане одежду: нижнюю рубашку, чистую и почти новую, серую шерстяную юбку и порядком потрепанные башмаки. Молодая женщина несказанно обрадовалась. Священник подарил ей белый шарф, забытый кем-то из прихожанок, и Элиана покрыла им голову.
Они вошли через флигель в заколоченную церковь и остановились перед алтарем.
В церкви царило невиданное запустение: потемневшие, потрескавшиеся, словно после землетрясения, стены, заколоченные досками окна, осколки витражей на затоптанном полу, разломанные скамьи. Все священные предметы были растащены, изуродованы или разбиты – сам Сатана, наверное, не повеселился бы так, опасаясь гнева Господня!
Священник воздел руки к небу.
– Ничего не осталось, Господи! Сердца и души во мраке! Вера и любовь да возродится в них! Не оставь же нас, грешных…
Молодые люди преклонили колена и осенили себя крестным знамением. Потом выпрямились, и Бернар
