все сильнее, сильнее, не давая передохнуть, а потом внезапно обрушилась девятым валом и в один миг погасила сознание.
Вскоре вернулась Дилис. Девушка в испуге подбежала к распростертой возле лестницы бесчувственной Тине и попыталась ее поднять: Служанка растерялась, не зная, как привести госпожу в чувство, и не смея ее оставить, чтобы бежать за врачом.
Тина громко застонала, и Дилис в испуге опустила голову женщины обратно на ковер.
К счастью, на крыльце послышались шаги — домашний врач семьи О'Рейли явился к Тине с очередным визитом.
Вдвоем с Дилис они осторожно перенесли женщину наверх, в спальню, и доктор, чувствуя, что в одиночку не справиться, послал Дилис с запиской за двумя своими коллегами.
Те вскоре явились и, осмотрев женщину, тревожно покачали головами.
— Нужно сообщить ее мужу, — сказал один из них, — похоже, дела плохи.
А Тина ничего не слышала. Все испытанные ранее ужасы вернулись к ней и, соединившись с кошмарами настоящего, уничтожили остатки душевного самообладания и сил.
Приехал Конрад. Ему все сказали. У Тины начались тяжелейшие преждевременные роды, исход неясен, но уже сейчас возникло множество осложнений, справиться с которыми будет нелегко.
В комнату его не впустили, и он остался внизу. Его черные глаза горели, а пальцы нервно сжимались и разжимались, точно части заведенной механической игрушки. Что же это? Почему? Еще вчера все было хорошо… И тут же попытался успокоить себя: Бог не допустит того, чтобы он потерял Тину теперь, когда они наконец соединились и жили так счастливо.
А может быть, именно сейчас, когда он был доволен жизнью, видел свою цель, чувствовал свой разбег? Или это наказание за то, что он чуть было не погубил счастье Тины? Да, но жертвой избрана она! Господи, почему?! Он запутался, он понимал только, что все может в одночасье рассыпаться, растаять, как мираж.
Из дверей выскользнула Мелисса.
— Папа! — робко позвала она.
— Мисси! — Конрад обнял свою дочь. — Тине очень плохо, очень!
Девочка заглянула в глаза отца. Она никогда не видела его таким, он был встревожен, весь сжат, точно пружина, и казался мрачным, исполненным темных сил, поразительно чужим.
Мелисса испуганно посмотрела на него, и Конрад постарался улыбнуться.
— Ничего, — сказал он, рассеянно погладив девочку по голове, — будем надеяться на лучшее.
Наверху поднялась суета. Дилис бегала туда-сюда, звенели инструменты, доктора то начинали громко переговариваться, то переходили на шепот.
Время шло. Прошел утомительно-долгий тяжелый день, наступила ночь, а после в окна заглянул рассвет. Никто в доме не сомкнул глаз. Конрад сидел в холле на диване, Мелисса свернулась клубочком рядом с отцом. Вечером он и не подумал отослать ее спать в детскую, а утром позаботиться о том, чтобы она позавтракала. Мелисса сама пробралась на кухню, где кухарка сунула ей булочку и стакан молока. Всем было не до нее — она впервые ощутила себя по-настоящему забытой.
Конрад не мог сосредоточиться ни на одной мысли, не говоря уже о делах. Его по-прежнему не пускали в комнату, и он понимал: там творится что-то ужасное.
Дилис тоже не входила, хотя доктора время от времени просили ее принести или сделать что- нибудь.
Когда-то Конрад был свидетелем мучений Джоан, но то, что выпало на долю Тины, было во много раз страшнее.
Он уже знал, что ее нашли внизу, возле лестницы, с которой она упала, очевидно, потеряв сознание.
Вскоре появился один из врачей. Он взял протянутую Дилис чашку с кофе. Лицо его было хмурым, веки покраснели от утомления.
— Прошли сутки, — сказал врач в ответ на молчаливый вопрос Конрада, — дальше так продолжаться не может. Она совсем обессилела.
Конрад с трудом перевел дыхание.
— Надежда есть?
Врач ничего не ответил на это.
— Ждите, — сказал он, — я скоро приду.
Он и правда вернулся через десять минут, гораздо более встревоженный.
— Мистер О'Рейли, — начал он без всяких вступлений, — возможно, перед нами встанет вопрос, кого спасать — вашу супругу или ребенка. Вы должны решить. Скажу сразу: у нее шансов выжить намного меньше, но, если мы направим все усилия на ее спасение, ребенок, скорее всего, погибнет независимо от результатов наших попыток сохранить жизнь матери.
Конрад вздрогнул. Он совсем позабыл о существовании ребенка. Господи, он же повторяет судьбу Роберта! Теперь он по-настоящему понимал своего отца. Только у Роберта не было такого выбора, а если б был, то он, Конрад, никогда не появился бы на свет! Он все равно не смог заменить отцу свою мать, как этот злополучный младенец никогда не заменит Тину.
— Тину! — крикнул он. — Разумеется, Тину!
— Но после того, что мы собираемся сделать, у нее никогда больше не будет детей.
Конрад стиснул зубы.
— Черт с ним! Делайте что угодно, лишь бы она выжила, спасите любой ценой!
Доктор поспешно удалился, а Конрад вернулся к дочери.
— Мисси, — сказал он, — пойми, Мисси, если Тина умрет, мы с тобой останемся одни. И я, боюсь, не смогу этого пережить. Что толку жить в мире, где солнце светит сквозь вечный туман? Ты не любила Тину, я знаю, но потом, только потом ты поймешь, что была неправа, — я такое уже испытал.
Мелисса видела, что мир переворачивается. Отец уже не отец и дом не дом, счастливый и спокойный. Прошлая жизнь, до сегодняшнего дня, была все-таки лучше. Мелисса вдруг поняла, что не может радоваться, видя, как все вокруг несчастны, потому что ее жизнь была слита с их жизнью и зависела от них.
Звездой ее мира был отец, а теперь эта звезда гасла на глазах.
— А если бы я умирала? — спросила девочка.
— Было бы то же самое, — ответил Конрад.
В этот момент из комнаты Тины донесся нечеловеческий крик, а после — череда захлебывающихся стонов.
Потом все стихло.
Через полчаса доктора покинули комнату и разрешили Дилис войти.
Конрад ждал внизу ни жив ни мертв.
— Мы дали ей успокоительное, — произнес один из врачей, — она спит. Все будет в порядке, она поправится.
Конрад пошатнулся от разом отпустившего напряжения.
— Мистер О'Рейли, — сказали ему, — не хотите взглянуть на ребенка? Он жив.
Тина медленно приходила в себя. Она была страшно ослаблена, почти не чувствовала веса ни в руках, ни в ногах. Но женщина так много выстрадала, вынесла столько ужасной, нечеловеческой боли, что теперешнее состояние казалось почти блаженством. Она чувствовала сквозь забытье, как ее переодели во что-то мягкое и чистое и накрыли теплым одеялом. Потом кто-то нежно гладил ее руку и слышались чьи-то тихие голоса.
Наконец она открыла глаза. Попыталась приподнять голову, но не смогла. Тина была не в состоянии даже переменить положение тела и с трудом сумела заговорить.
Постепенно она вспомнила, что случилось. Прислушалась. Нет, ребенка в ней уже не было. Значит, он родился? Или… умер?
Она застонала, и тут же увидела лицо склонившегося над нею Конрада.
— Тина, милая, все хорошо.
— Ребенок, — прошептала она.
