Молллой

куда бы, по-вашему, я прятал овощной нож, серебряные ложки, рожок и прочие вещи, которые я ещё не назвал, да, возможно, и не назову. С этим всё. Теперь я начинаю сосать. Следите за мной внимательно. Я достаю камень из правого кармана пальто, сосу его, прекращаю сосать и опускаю в левый карман пальто, тот, что пустой (от камней). Вынимаю из правого кармана пальто второй камень, кладу его в рот, потом опускаю снова в левый карман пальто. И так далее, пока правый карман пальто не опустеет (не считая его обычного и случайного содержимого), а шесть камней, которые я сосал, не перекочуют, один за другим, в левый карман пальто. После этого я делаю паузу, сосредотачиваюсь, чтобы не наделать глупостей, и перекладываю в правый карман пальто, в котором камней больше нет, пять камней из правого кармана брюк, которые заменяю пятью камнями из левого кармана брюк, которые заменяю шестью камнями из левого кармана пальто. Наступает момент, когда левый карман пальто снова пуст (от камней), а правый карман пальто снова полон (камнями), и именно так, как мне требуется, то есть полон совсем другими камнями, не теми, которые я только что сосал. Тогда я начинаю сосать те, другие, камни один за другим и перекладывать их, по мере продвижения, в левый карман пальто, будучи абсолютно уверен, насколько можно быть уверенным в таком деле, что сосу уже не те камни, которые сосал недавно, но другие. И когда правый карман пальто снова пуст (от камней), а те пять, которые я только что сосал, находятся, все без исключения, в левом кармане пальто, я осуществляю то же самое перераспределение, что и в прошлый раз, аналогичное перераспределение, то есть перекладываю в правый карман пальто, снова не занятый, пять камней из правого кармана брюк, которые заменяю шестью камнями из левого кармана брюк, которые заменяю пятью камнями из левого кармана пальто. Таким образом я снова готов начать всё сначала. Мне продолжать? Не буду, ибо совершенно ясно, что после следующей серии сосаний и перекладываний снова возникнет исходная ситуация, а именно — шесть первых камней в снабжающем кармане, следующих пять — в правом кармане моих вонючих старых брюк и, наконец, пять оставшихся — в левом кармане тех же брюк, и все мои шестнадцать камней будут обсосаны в первый раз, в безупречной последовательности — ни один из них не попадётся дважды подряд, ни один не будет пропущен. Верно, что в следующий раз я вряд ли могу надеяться на то, что буду сосать мои камни в том же порядке, в каком сосал перед этим, и что, допустим, первый, седьмой и двенадцатый камни первого цикла не окажутся, соответственно, шестым, одиннадцатым и шестнадцатым второго цикла. Но подобных издержек избежать невозможно. И вели в циклах, взятых вместе, неизбежно будет царить путаница, то, по крайней мере, в пределах каждого отдельного цикла я твёрдо буду знать, как обстоят дела, настолько твёрдо, насколько это возможно при ведении столь непростого дела. Ибо для того, чтобы все циклы были совершенно одинаковы, один Бог знает, нужно ли мне это, понадобились бы или шестнадцать карманов, или пронумерованные камни. Но вместо того, чтобы делать двенадцать дополнительных карманов или нумеровать камни, я предпочёл наслаждаться тем относительным миром, который нисходил на меня в пределах каждого отдельного цикла. К тому же пронумеровать камни недостаточно, нужно ещё каждый раз, положив камень в рот, вспоминать очередной номер и искать камень с этим номером в кармане. Что навсегда отбило бы у меня охоту сосать камни, и довольно быстро. Ибо я не был бы уверен в том, что не сделал ошибки, если бы, конечно, не завёл специальный реестр, чтобы помечать в нём номера камней в порядке их сосания. Но, по-моему, это мне не под силу. Да-да, идеальным решением были бы шестнадцать карманов, симметрично расположенных, и в каждом по камню. Тогда мне не пришлось бы ни нумеровать их, ни запоминать, а просто, пока я сосу камень, заняться перекладыванием остальных пятнадцати, из кармана в карман, дело деликатное, могу пре дно л ожить, но мне по плечу, и постоянно запускать руку в один и тот же карман, когда я захочу пососать. Шестнадцать карманов избавили бы меня от всякого беспокойства, и не только в пределах отдельного цикла, но и в их совокупности, даже если бы этих циклов было бесконечно много. Но сколь бы несовершенным ни выглядело моё решение, я был рад, что обнаружил его самостоятельно, да, чрезвычайно рад. И если теперь оно кажется мне, пожалуй, менее надёжным, чем показалось в пылу открытия, то элегантности в нём не прибавилось. А недостаток элегантности в нём, в первую очередь, заключался, на мой взгляд, в том, что неравномерное распределение камней по карманам причиняло мне телесную муку. Впрочем, в определённый момент некоторое равновесие всё-таки достигалось, это случалось в начале каждого цикла, а именно, между третьим и четвёртым сосаниями, но длилось оно недолго, и всё остальное время я буквально сгибался под тяжестью камней то в одну сторону, то в другую. Таким образом, отринув принцип симметрии, я не только отказался от принципа, но и пренебрёг своими телесными потребностями. Но, с другой стороны, когда я сосал камни, процесс мною уже описанный, не наугад, а следуя методу, я тоже тем самым уступал телесным потребностям. Следовательно, возникала несовместимость и противоборство двух потребностей. Такое бывает. Но в глубине души мне было абсолютно наплевать на то, что моё равновесие нарушено и что меня тянет то влево, то вправо, то назад, то вперёд, равно как и на то, сосу ли я каждый раз новый камень или один и тот же, до скончания веков. Ибо все камни были на вкус одинаковы. И если я собрал их шестнадцать, то вовсе не для того, чтобы уравновесить себя так или иначе, и не для того, чтобы сосать их все по очереди, а просто чтобы иметь запас, чтобы не оказаться без запасов. Впрочем, в глубине души меня абсолютно не волновало, что я останусь бел запасов; когда они кончатся, а они у меня всё равно кончатся, хуже мне от этого не станет, почти не станет. И в конце концов я принял решение выкинуть все камни, за исключением одного, который я хранил то в одном кармане, то в другом, и вскоре, естественно, или выбрасывал, или дарил, или проглатывал. Побережье было пустынно, в том месте. Не помню, чтобы мне серьёзно досаждали. Чёрное пятнышко на безмерном песчаном просторе, кто бы мог желать ему зла? Иные подходили посмотреть, что это такое, не ценный ли предмет, выброшенный штормом на берег после кораблекрушения. Но обнаружив, что обломок жив и вполне прилично, хотя и небогато, одет, отворачивались. Старые женщины и молодые, молодые тоже, клянусь вам, приходили на берег собирать топляк и с изумлением глядели на меня, поначалу. Но приходили всё одни и те же, и, хотя я понемногу передвигался с места на место, кончилось тем, что все они узнали, что я такое, и стали держаться на расстоянии. Кажется, одна из них однажды, покинув спутниц, подошла ко мне и протянула еду; я молча смотрел на неё до тех пор, пока она не отошла. Да, кажется, нечто подобное произошло примерно в это время. Но не исключено, что я вспоминаю другое своё пребывание на взморье, в более раннее время, ибо то, о котором идёт речь, — последнее, или предпоследнее, последнего не бывает. Как бы там ни было, мне видится молодая женщина — она приближается ко мне, время от времени останавливаясь и оглядываясь на спутниц. Сбившись в кучку, словно овцы, они наблюдают, как она удаляется от них, подбадривают её жестами и, несомненно, смеются, кажется, я слышу отдалённый смех. И вот я уже вижу её спину, она повернула обратно и теперь оглядывается на меня, но уже не останавливаясь. Не исключено, что я совмещаю в одно два события и двух женщин, одну, что направляется ко мне, робко, сопровождаемая криками и смехом спутниц, и другую, что удаляется, не колеблясь. Ибо движение тех, кто идёт ко мне, я вижу издали, большую часть времени, в этом одно из преимуществ побережья. Я замечаю вдали чёрные точки, вижу, как они движутся, могу следить за их манёврами и говорить себе: Удаляется, — или: Приближается. Да, захватить меня врасплох было, так сказать, невозможно. Позвольте же теперь сказать вам нечто удивительное — на взморье я видел гораздо лучше! Да-да, прочёсывая вдоль и поперёк безбрежную плоскость, на которой ничего не лежало и ничего не стояло, мой здоровый глаз видел более отчётливо, а в отдельные дни замечал кое-что и больной. Мало того, что я видел лучше, я почти без затруднений называл те редкие предметы, которые видел. Вот они, преимущества и недостатки взморья. Или это я так менялся, почему бы и нет? Утром, в песчаной пещере, а иногда и ночью, когда бушевал шторм, я чувствовал, что почти не боюсь, ни стихий, ни живых существ. Но и за это приходилось расплачиваться. Сидишь ли в своей халупе или скрываешься в пещере, за всё приходится платить. Какое-то время платишь охотно, но платить бел конца ты не в состоянии. Ибо не можешь постоянно покупать одно и то же на свои жалкие гроши. К сожалению, возникают и другие потребности, кроме потребности сгнить в мире и покое, неверно выразился, я имею в виду, конечно, свою мать, воспоминание о ней, уж было притупившееся, снова начинало терзать меня. И потому я пошёл назад, удаляясь от моря, ибо мой город, строго говоря, стоял не у самого моря, что бы вопреки этому ни говорилось. Чтобы до него добраться, приходилось идти от моря, другого пути я, по крайней мере, не знак». Между городом и морем простиралось болото, которое, если мне не изменяет память, а большинство моих воспоминаний уходит корнями в ближайшее прошлое, собирались осушить, посредством рытья каналов, надо полагать, или превратить в огромный морской порт с доками, или в свайный посёлок, для рабочих, одним словом, так или иначе использовать. А заодно избавиться от позорного бельма — болота, с его зловонными испарениями у самых стен города; это болото ежегодно поглощало уйму человеческих жизней, в данный момент не помню цифры