свете.
— Почему ты на меня не смотришь? Я тебя пугаю?
— Я уже знаю, как ты выглядишь. Зачем на тебя еще раз смотреть?
Арт с жужжанием проехался по комнате, сменив одну выгодную позицию на другую. Адам настороженно следил за ним. Повисло долгое молчание, длившееся не меньше минуты. В стенограмме об этой паузе не упоминалось — Анакс решила сымпровизировать. Теперь безмолвие действовало ей на нервы.
— Знаешь, мы можем стать друзьями, — наконец сказал Арт. Теперь он говорил спокойнее и не так уверенна.
— Ты машина.
— Нищие не выбирают.
— С тем же успехом моими друзьями могут стать наручники или, скажем, эта стенка, — Форд говорил, глядя в стену, будто бы ни к кому не обращаясь, а просто рассуждая вслух.
Анакс посмотрела на Арта, на его преисполненные печали глаза, и ее невольно охватила волна сочувствия к роботу. Она быстро взяла себя в руки. Вместо того чтобы сочувствовать голограмме, надо подумать, о чем ее станут спрашивать Экзаменаторы.
— Ладно, как хочешь, — сказал робот.
— Вот именно.
— Ну и общайся со своими наручниками. Если передумаешь, ты знаешь, где я. Я просто посижу и подожду. Я очень терпелив. Времени у нас предостаточно.
Пленник заерзал на полу, глубоко втянул воздух и испустил долгий грустный вздох. Глаза молодого человека закрылись. Тут снова раздался голос Арта:
— Как я погляжу, ты со своими наручниками не расстаешься. Думаю, это хорошо. Так и должны себя вести настоящие друзья.
— Ты бы лучше помолчал.
— Ты — заключенный и знаешь об этом, так? — отозвался андроид чуть более резким тоном. — Ты же понимаешь, что твои предпочтения мало кого интересуют?
Адам, заерзав, пополз к андроиду. Тот, будто бы в удивлении, чуть откатился назад.
— Может, заключим сделку? — предложил Форд.
— Я всего-навсего машина. Какая мне польза от сделок с тобой?
Человек решил пропустить колкость мимо ушей.
— Я предлагаю следующее. Мы сейчас с тобой поговорим, скажем, десять минут, а потом весь остаток дня ты будешь молчать.
— Пятнадцать.
— А тебя, как я погляжу, хорошо запрограммировали.
— Я сам себя программирую, так что спасибо за комплимент.
— Самого себя программировать нельзя.
— Посмотри на себя. Разве ты этого не делаешь?
— Я не машина.
Неожиданно Арт с жужжанием рванулся вперед. Его глаза горели от возбуждения. Адам отпрянул.
— Я хочу об этом поговорить, — сказал робот.
— О чем?
— Что именно делает машину машиной. Как только начнется отсчет пятнадцати минут.
— Отсчет уже начался.
— Так, значит, ты согласен? Пятнадцать минут, не десять?
— Согласен, — улыбнулся Адам, — вот только отсчет начался пять минут назад.
— Понятно. Ловко.
— Ты несказанно уродлив. Ты ведь это знаешь? — Форд наклонился вперед, словно боксер, который наносит пробный удар, прикидывая расстояние до противника.
В ответ Арт осклабился. На нижнюю губу андроида потекла слюна — его создатели тщательно проработали все детали.
— Меня запрограммировали считать свою внешность привлекательной.
— Мне показалось, ты говорил, что сам себя программируешь.
— Это мудрый выбор. Тебе так не кажется? — Уродство все равно остается уродством вне зависимости от того, как ты его воспринимаешь.
— Занятный тезис. Обоснуй его.
— Приведи сюда хоть двадцать человек, — бросил Адам, — и они все будут говорить одно и то же. Они все скажут, что ты безобразен.
— Приведи сюда двадцать таких, как я, — отозвался Арт, — и мы все дружно скажем, что задница у тебя куда красивее лица.
— И где ты возьмешь двадцать таких, как ты?
— Тут ты прав. Я уникален. Поэтому без опаски могу утверждать, что с точки зрения всех роботов ты уродлив. Кроме того, далеко не все люди считают меня безобразным. Поэтому с формальной точки зрения, исходя из объективных критериев, можно утверждать одно: я красивее тебя.
Форд окинул Арта внимательным взглядом, словно искал нечто, способное более четко объяснить странный феномен, на который только что указал робот. Тот неотступно следил за глазами человека.
— Так не пойдет, ты должен разговаривать. Будешь молчать — я остановлю часы.
Адам не ответил, только, ерзая, отполз обратно к стене. Он нахмурился, а глаза у него потемнели, после чего буркнул себе под нос:
— Бред какой-то.
— Что именно ты называешь бредом?
— Да разговор с тобой. Все, я завязываю. В этом нет никакого смысла.
— Смысл имеет договор, который мы с тобой заключили, — сообщил Арт, — Беседа со мной является платой за мое молчание.
— Думаю, если я не буду обращать на тебя внимания, то добьюсь ровно такого же результата.
— Полагаю, ты удивишься, обнаружив, каким надоедливым я могу быть. Почему ты не хочешь со мной разговаривать?
— Сам знаешь.
— Все дело в пристрастном отношении. Так? Ты с предубеждением относишься к
