заявила она и забрала у служанки гребни.
С мстительной улыбкой Лиллиана подняла волосы скрутила их на затылке в тяжелое кольцо и заправила по сеточку, сплетенную из тонких серебряных нитей. Мелки ячейки, образовавшие замысловатый узор, позволяли лишь догадываться о роскошном цвете волос Лиллианы.
Голову она покрыла вышитым платком, сколотым под подбородком. Завершала убранство небольшая квадратная фата. Убедившись, что волосы надежно укрыты, а сама она являет собой олицетворение женского благонравия, Лиллиана кивнула недоумевающим служанкам.
— Теперь я готова.
Лорд Бартон с тяжелым стоном рухнул в кресло. В ту же секунду Томас оказался рядом. Лорд Бартон коротко засмеялся, несмотря на мучившую его боль.
— Как это выходит, что ты — такой ссохшийся, скрюченный, да и годами старше меня — ухитряешься всюду поспевать? Тогда как я… — Лицо лорда исказилось страданием, и он приложил руку к желудку. — На вид я такой крепкий и бодрый, а сам чувствую, что день ото дня теряю силы.
Томас налил из кувшина в высокую кружку козьего молока и поднес ее к губам хозяина.
— Скажите спасибо, что ваш зять Олдис не знает об этой болезни, — сухо заметил он, наблюдая, как его господин медленно осушает кружку.
— Верно, — согласился лорд Бартон; жжение в боку начало понемногу ослабевать. — Он не стал бы сидеть сложа руки и беситься в душе, если бы не боялся меня — а пока он меня боится. Но с сегодняшнего вечера ему придется опасаться еще кое-кого.
Томас с озабоченным видом покачал старой седой головой.
— А я опасаюсь, что впереди у нас большие перемены. Колчестер, правящий Орриком, — пробормотал он с негодованием.
— Брось, Колчестер Колчестеру рознь. И ведь это не просто какой-то Колчестер. Молодой Корбетт не чета Хью. У него ум и сила их отца. А от семьи матери он унаследовал чувство справедливости. Хью всегда был склонен к необузданным поступкам, и ему ни до кого нет дела. Несмотря на свою хитрость, в душе он трус. На него нельзя полагаться.
— А на сэра Корбетта можно?
— Можно. Если бы я так не считал, то не вынашивал бы давних пор мысль о брачном союзе между нашими домами. Даже эта глупая междоусобица не сорвет моих планов.
Он порывисто встал с кресла, чуть поморщившись от боли.
— Разве он не рассказал мне правду о ночи с Лиллианой? Сказать в лицо мужчине, что ты был близок с его дочерью… для этого требуется немало мужества. Корбетт знает, что репутация Лиллианы и так уже пострадала из-за всей этой истории, и ему важно, чтобы о ней не судили ложно.
Томас искоса взглянул на хозяина.
— Он ей совсем не по душе. Вон, даже сбежать пыталась. Что же, станет она думать о нем лучше, раз он так ее опозорил?
Лорд Бартон убежденно отмел возражения старого товарища.
— Я и не ожидал, что Лилли легко согласится на этот брак. Но Корбетт ей под пару, и она научится ценить его супружеские достоинства. — Его лицо посерьезнело. — Я скоро поговорю с ней, Томас. Расскажу про мой недуг. Будущее Оррика зависит от ее благоразумия, и когда она это поймет, она примирится с Корбеттом. Моя Лилли не из тех, кто легкомысленно относится к своим обязанностям. Долг для нее — не пустой звук.
Едва ли леди Лиллиану, с нетерпением поджидавшую отца в своей комнате, сейчас занимали мысли о долге. Она дважды посылала к лорду Бартону, но до сих пор не получила ответа. Близился час начала церемонии, и Лиллиана опасалась, что отец вообще не намерен говорить с ней.
Она еще сама не знала точно, что ему скажет. Она знала лишь одно — нужно использовать последнюю возможность, чтобы убедить его отменить эту свадьбу. В глубине души она чувствовала, насколько безнадежной будет любая такая попытка. Кто впоследствии взял бы ее в жены после подобного бесчестия? Каждый раз, вспоминая о том, как смуглый рыцарь, лишил ее невинности, она в смятении заливалась краской. Но от этого в ней только крепло чувство праведного гнева.
И еще ведь сэр Корбетт дал ей понять, что, возможно в ней уже зародилась новая жизнь. Лиллиана боялась, что подобный довод только укрепил бы решимость отца довести до конца это безумное сватовство. Конечно, отец не станет рисковать своим будущим внуком ради того, что он считал ее глупым капризом.
Ей не пришлось долго размышлять о том, зачала она уже дитя или нет. В коридоре послышались медленные шаркающие шаги Томаса, затем в дверь негромко постучали. В ответ на приглашение войти старый слуга ласково улыбнулся Лиллиане и сочувственно произнес:
— Общество ждет, миледи. Все в сборе.
— А отец? Он сначала не повидается со мной? — воскликнула Лиллиана.
— Он будет сопровождать обеих дочерей к их будущим мужьям. — Томас виновато взглянул в ее полные страха глаза.
— Понимаю.
Она отвела взгляд. Итак, это свершится, с полной ясностью осознала Лиллиана и содрогнулась от отчаяния. Очевидно, сэр Корбетт поведал лорду Бартону о том, как обошелся с ней, и теперь отец не мог бы ничего изменить, даже если бы и хотел. И через несколько часов, когда она снова останется наедине с этим мужчиной, он будет вправе поступать с ней, как пожелает. От этой мысли у Лиллианы потемнело в глазах.
На минуту она почти пожалела, что в гневе устроила на голове столь сложное сооружение, когда он так ясно попросил ее распустить волосы. Ну и что, это модно, подбодрила себя Лиллиана. Тем не менее ей вдруг захотелось вытащить изящное зеркало, спрятанное в глубине сундука. Может быть, в самом деле ей больше идет, когда волосы свободно падают на плечи, или он просто пробует еще один способ заставить ее плясать под его дудку?
Вопрос так и остался без ответа. По пути в часовню Лиллиане понадобились все силы, чтобы подавить прилив отчаянного страха, который грозил заполонить ее. Она не хотела принадлежать Корбетту. Она не желала этого союза между Орриком и Колчестером.
Но больше всего ее ужасало то, что Корбетт получит право использовать непостижимую власть, которую он имел над ней, — и что она с радостной покорностью подчинится легкому прикосновению его рук.
Глава 9
Сэр Корбетт стоял у основания каменной лестницы. Его темно-красная бархатная туника была расшита узорами из золотых и серебряных нитей, изображающими переплетенные виноградные лозы. Широкие разрезы по бокам туники позволяли видеть темные штаны и чулки, заправленные в высокие черные сапоги необычного покроя. На нем не было ни плаща, ни мантии, но на широком оружейном поясе висел меч. Он стоял неподвижно, с самым рассеянным видом. И тем не менее, когда Лиллиана спускалась с отцом по лестнице, она знала, что глаза жениха прикованы к ней.
И что он недоволен.
Лорд Бартон выступал медленно и величаво, и Лиллиане казалось, что она не доживет до конца этого спуска. Она со страхом взглянула на Туллию, которая шествовала с другой стороны от отца, но искреннее, милое лицо младшей сестры лишь усилило ее тревогу. Туллия ждала своей свадьбы с величайшей радостью. Она любила Сэнтона. У них все шло, как и должно идти, думала Лиллиана, стараясь не смотреть в сторону многолюдной глазеющей толпы. Туллия и Сэнтон вступают в брак по самой чистой из всех возможных причин, и их совместная жизнь должна быть счастливой.
А у нее самой, у Лиллианы, все наоборот. Ее выдают замуж насильно, ради политических соображений и вопреки всем ее желаниям. Разве в таком браке остается хоть малейшая надежда на счастье?
Ее не оставляли непрошеные мысли о тех часах, которые она провела в пастушеской хижине вместе с сэром Корбеттом… и о том непостижимом наслаждении, которое она испытала в его объятиях. Если на брачном ложе можно ожидать того же, то ей не на что жаловаться, нашептывал ей какой-то тихий, но внятный голос.
Но ведь здесь не было и речи о любви, и даже о привязанности или нежности, убеждала себя Лиллиана тщетных попытках похоронить самую память о минувшей ночи. Здесь не было речи и об уважении, потому что сэра Корбетта наверняка интересует лишь ленное владение, которое назначено ей в приданое, а она никогда не сможет уважать никого из Колчестеров. Людям Оррика Колчестеры принесли только смерть, нищету и горести. Добровольно отдаться ему в руки, выйдя за него замуж, — для этого действительно надо быть умалишенной!
И все же шаг за шагом, по мере того как лорд Бартон сопровождал двух своих дочерей в парадную залу, она неуклонно шла навстречу этому безумию.
На нижней ступеньке она споткнулась, и если бы отец не поддержал ее, она, скорее всего, упала бы. Но руку отца быстро сменила другая рука, более сильная, и когда Лиллиана испуганно подняла глаза, она встретила насмешливый взгляд сэра Корбетта.
Без единого слова он провел ее через набитую битком залу в маленькую часовню. Но его безмолвие лишь усиливало ее отчаяние. Зачем ему теперь слова? Скоро и так все достанется ему: Оррик-Касл, вся северная половина долины Уиндермир-Фолд и старшая дочь его злейшего врага. В этот момент Лиллиана от души пожалела о своем опрометчивом решении запрятать волосы — все до единого! — под головным убором. Это был жест открытого неповиновения — бесполезный, но единственный знак ее противодействия предстоящему бракосочетанию, который ей еще оставался.
Глубоко вздохнув, она горделиво подняла голову, полагая все усилия, чтобы казаться спокойной. Чему быть не миновать, сказала она себе, и изменить ничего невозможно. Она не станет ничего загадывать — даже на минуту вперед. И уж совершенно точно, она не станет думать ни о той ночи, которая ей предстоит, ни о бесконечной череде других ночей — и дней, — которые последуют за тем.
Лиллиана была тверда в своей решимости, и все же, когда она опустилась на колени перед
