них.
Он сделал два неуверенных шага и тяжело привалился к каменной стене башни.
— Вот что я вам скажу, мои добрые парни. У меня тут с собой бутылочка. Я собирался ее прикончить и завалиться спать… — Он снова застонал и на этот раз схватился за живот. — Ух ты, вино-то просится обратно. — Он криво усмехнулся и попытался выпрямиться. — Вот она. Выпейте, что там осталось. Ручаюсь, оно вас так согреет, что никаким морозом не прошибешь.
— Нам нельзя пить на посту, — нерешительно ответил тот же стражник.
Сэр Хью вытаращил на них глаза и пожал плечами.
— Ну и ладно. Там осталось-то всего ничего. — Потом он как будто повеселел. — Может, этим тварям, которые во рву водятся, вино по вкусу придется. — Он вытащил пробку из горлышка и двинулся по направлению к мосту.
— Нет, погодите-ка! — Второй стражник схватил сэра Хью за локоть и оглянулся на напарника. — Там всего-то по глоточку на брата, попробовать только. Никому от этого вреда не будет.
Пока менее сговорчивый стражник обдумывал ситуацию, сэр Хью стоял очень тихо. Он с трудом сдержал торжествующую ухмылку, когда оба стражника потянулись за бутылкой. Прошла лишь пара минут — и оба свалились на землю: сильная доза красного корня, подмешанного в вино, сделала свое дело.
Прежде чем кто-нибудь заметил неладное, Хью оттащил обоих мужчин в нишу за боковой стеной, а сам занял их место у ворот. Спустя некоторое время на мосту появилась одинокая фигура, и стражники верхнего поста заметили ее. Но когда они увидели, что к новоприбывшему подошел один из стоявших на нижнем посту, и услышали, как он предложил путнику войти, стражники сочли, что им незачем вмешиваться. Только тогда сэр Хью вполне успокоился.
— Вот видишь, Уильям, все как я говорил. Мой брат — всего лишь смертный человек. И с той же легкостью, с какой ты получил доступ в Оррик, ты теперь получишь доступ к своей дочери. И к прекрасной леди Лиллиане. Она выпорхнет из Оррика без колебаний, когда узнает, что вы с малышкой ждете ее.
Уильям откинул с лица капюшон. Выражение лица у него было мрачным, но при упоминании Лиллианы оно оживилось.
— Да. Она уже почти была готова к этому и раньше. Но этот дьявол вышвырнул меня из замка. — Его голос задрожал от обиды и гнева. — На этот раз он ничего не узнает, пока не будет слишком поздно! — Он помолчал. — Но он кинется в погоню. Он не смирится с поражением.
— Я же сказал, предоставь это мне. Когда он будет мертв, ты сможешь заполучить Лиллиану. Тогда Оррик будет твой, и вместе мы составим такую силу, с которой Эдуарду придется считаться.
В густой тени началось какое-то шевеление, и Хью осторожно огляделся по сторонам.
— Стражники не будут спать вечно. Поспеши. Все пока сидят за ужином. Ты знаешь, где держат девочку. Торопись!
Дамы удалились из залы, когда мужчины уселись играть в кости. Можно было не сомневаться, что сейчас начнутся хвастливые выкрики, непристойные шутки и кощунственная божба подвыпивших игроков. Лиллиана сочла за лучшее увести дам из залы, пока мужчины еще не показали себя в полной красе; она полагалась на то, что Корбетт сумеет удержать их в каких-то рамках.
Когда она встала, Корбетт ласково пожелал ей спокойной ночи, поцеловал обе ее руки, а когда она попробовала освободиться, сильнее сжал ее пальцы.
— Разбудить тебя, когда я приду в спальню?
Лиллиана отвела глаза, чтобы не встретиться с его горящим взглядом, и почувствовала, что краснеет.
— Да.
— Это может быть очень поздно. Ты не слишком устала?
Тогда Лиллиана все-таки взглянула в его серьезное лицо.
— Я никогда не бываю слишком усталой, если могу услужить вам, милорд.
Снова наступило недолгое молчание.
— В последнее время ты очень утомилась.
Значит, он заметил. Лиллиана решилась. Вот тогда она и скажет ему об их ребенке. Сегодня ночью, после того как они насладятся друг другом, она ему признается. И тогда она будет знать, кто она для него.
— Я буду ждать тебя, — пообещала она.
Оказавшись у себя в спальне, Лиллиана начала рассаживать по комнате, не находя себе места. Она волновалась, как новобрачная. Наверняка это грешно — так желать своего мужа. Хотя, с другой стороны, она не знала ни одного церковного установления, которое прямо запрещало бы ей такое глубоко укоренившееся влечение к Корбетту.
Он, конечно, придет не скоро. Она знала, что многие мужчины с удовольствием засиживаются за игрой чуть ли не до рассвета. При мысли о такой возможности Лиллиана нахмурилась и обхватила себя руками за талию. Ее драгоценный секрет находился где-то глубоко внутри нее. Корбетт об этом не знал.
Но он не мог не знать о ее любви к нему. Даже если он не слышал ее слов любви, которые она шептала так тихо, он, по меньшей мере, должен был догадываться о ее чувствах. В отличие от него, ей никогда не удавалось скрывать движения своей души — они были у нее как на ладони.
Он никогда по-настоящему не искал ее любви. Однако иногда случалось, что он смотрел на нее таким необычным взглядом… или говорил что-нибудь неожиданное. Она не знала, на что решиться. Может быть, пора точно сказать ему, что она чувствует.
По спине у нее пробежал холодок, когда она подумала, к чему это может привести. Может быть, она добьется всего, на что надеется… но возможно и другое: все ее мечты будут разбиты вдребезги.
Лиллиана вновь начала мерить шагами комнату. Потом вдруг остановилась. Может быть, ей лучше провести час-другой с Элизой. Ферга все еще заходила по ночам в детскую, чтобы покормить малышку, но сегодня она сама это сделает. Обрадованная возможностью отвлечься, Лиллиана снова надела тунику поверх рубашки. Когда она вспомнила, что волосы у нее распущены по плечам, как у какой-нибудь шлюхи, она надела короткую накидку с капюшоном и быстро упрятала волосы под шерстяную повязку.
Потом она спокойно спустилась по лестнице и через галерею прошла в пристройку, где помещалась детская.
Сцена, которая предстала ее глазам, была отнюдь не умиротворяющей.
— Ферга! Ферга!
Лиллиана кинулась к связанной женщине, лежащей на застеленном коврами полу.
— Ее нет, миледи! Он забрал ее! — Крик вырвался у служанки вместе с рыданием, как только Лиллиана вытащила у нее изо рта кляп — кусок какой-то ткани.
— Элизу?!! Кто-то ее забрал? Но кто? Кто?
— Сэр Уильям! Он сказал, что она его дочь и никакой дьявол из компании короля Эдуарда ему не помеха!
— О, Господь всеблагой, — шептала Лиллиана, помогая перепуганной женщине подняться на ноги. — Он, должно быть, совсем спятил, если потащил такую крошку ночью на мороз! Скорей, Ферга. Мы должны сейчас же пойти к Корбетту. Он может…
— Нет, миледи, подождите! Сначала прочтите вот это. — Ферга схватила ее за руку и показала на клочок пергамента. — Сэр Уильям очень настойчиво требовал, чтобы я вам это отдала, когда никого больше тут не будет.
Лиллиана читала записку Уильяма, не в силах унять дрожь в руках.
Лиллиана долго еще не отрывала глаз от пергамента уже после того как перечла послание. Он намерен избавить ее от Корбетта? Боже мой. Боже мой! Он, как видно, действительно безумен! Неужели он в самом деле думает, что она так легкомысленно относится к своим брачным обетам? Даже если бы она была замужем за человеком, который внушал ей отвращение, она не предала бы его с такой легкостью. Но Корбетта она любила всем сердцем, всей душой, каждой частичкой своего существа. Она никогда не покинет его! И не позволит Уильяму причинить Корбетту зло — никоим образом! Лиллиана взглянула на Фергу.
— Как он выглядел? Может, он был вне себя, или словно в горячке?
— Нет, нет, он был очень даже спокойный и вежливый. Он даже извинился за то, что связал меня. Но вы же знаете, он никогда не был грубым.
Лиллиана не ответила. Да, грубостью Уильям не отличался. Но его угроза заставляла задуматься. Она скомкала пергамент и бросила его в огонь, не зная, на кого она сейчас злится больше: на Уильяма или на самое себя. Она ведь так ни разу и не объяснила Уильяму, как глубоко она привязалась к Корбетту. До чего же глупо было с ее стороны допустить, чтобы Уильям до сих пор питал к ней чувства, которым давно уже следовало бы угаснуть! Он имел полное право распоряжаться судьбой своей дочери, и Лиллиана это понимала. Но как же он посмел забрать Элизу таким образом и тем самым подвергнуть ее жизнь опасности? Да еще и эти угрозы насчет Корбетта!
В крайнем возбуждении она пыталась сообразить, что же ей делать. Но, принимая во внимание ненависть Уильяма к Корбетту, хрупкое здоровье Элизы и зловещий намек Уильяма, Лиллиана могла прийти только к одному решению. Как там ни рассуждай, а ответ получится один и тот же. Она должна последовать указаниям Уильяма, встретиться с ним и там уже попытаться объяснить ему, как бессмысленна его затея. Если ей удастся задобрить его, он, может быть, сможет отказаться от своих глупых злобных замыслов. И, может быть, он даже согласится оставить Элизу в Оррике до весны. Она пообещает Уильяму, что отправят девочку в Дирн. Она обязательно вернет малышку Уильяму, как бы ни была сама к ней привязана.
Набравшись решимости, Лиллиана обернулась к Ферге:
— Ложись, отдохни, Ферга, тебе нужно успокоиться. Уильямом и Элизой займусь
