могучий гений Рембрандта, кого не вводила в соблазн живопись? Невозможно было удержаться or желания испробовать свои силы в изобразительном искусстве. Рисование стало неодолимой страстью Спинозы.
«У меня в руках, — писал Колерус, — целая тетрадь портретов, между которыми... нашел рисунок рыбака в рубашке, с заброшенной на правое плечо сетью, в позе, совершенно сходной со знаменитым главой неаполитанских мятежников Мазаньелло, как его обыкновенно изображают на исторических гравюрах... Ван де Спик, у которого Спиноза квартировал в последний период своей жизни, говорил мне, что портрет этот как нельзя более походит на самого Спинозу и был, очевидно, списан им с самого себя».
Характерно, что Спиноза видел себя в образе мятежника Мазаньелло — юноши-рыбака из Неаполя, поднявшего в июле 1647 года народные массы своего города на борьбу против налогов, тяжело обременявших жизнь рыбаков и ремесленников.
Мазаньелло был очень популярен и получил титул «генерального капитана народа Неаполя». Спиноза пользовался огромным влиянием и был провозглашен «князем атеистов». Мазаньелло создал народную армию, одержавшую победу над испанскими и наемными германскими отрядами. Спиноза возглавил вольнодумцев Голландии, неустанно разоблачавших реакционное духовенство и ревнителей церкви. Мазаньелло — революционер, подрывавший устои феодализма, Спиноза — бесстрашный командир, штурмовавший средневековые воззрения. Много было общего в судьбе и характере рыбака из Неаполя и философа из Амстердама.
В Рейнсбург, на «Улицу Спинозы», приезжали друзья, ученые и оптики; там велись беседы, охватывающие широкий круг вопросов науки и политики.
Летний августовский вечер 1661 года. Ровная дымка окутывала молчаливый Рейн. Уже всходила луна, но небо оставалось прозрачно голубым. Крестьяне, целый день усердно трудившиеся на полях, возвращались домой. На площади села их остановил незнакомец.
— Нельзя ли, — спросил он, — узнать, где живет Спиноза?
Самый молодой из крестьян охотно показал ему дом Германа Хамана, в котором Спиноза занимал комнату.
Радушно встреченный гость рассказал Спинозе, что зовут его Генрихом Ольденбургом, родом он из Бремена, а в 1653 году городской сенат направил его в Лондон с дипломатическим поручением. С тех пор он живет в Англии. Первое время учительствовал, давал уроки по естествознанию состоятельным молодым людям. В настоящее время он, Ольденбург, является ученым секретарем Лондонского Королевского общества (английской Академии наук). В июле этого года гостил в родном городе. Из Бремена заехал в Лейден и там узнал, что в селе, до которого рукой подать, здравствует властелин умов Нидерландов. Любознательность его была столь велика, говорил гость, что не заехать к Спинозе он не мог.
Ольденбург был старше Спинозы на двенадцать лет. Однако выглядел намного моложе своего возраста и по виду казался ровесником философа. Было нечто такое во внешнем облике Ольденбурга, что располагало к нему Спинозу. Рейнсбургский мыслитель, обычно тихий и осторожный, в августовский вечер 1661 года бурно и откровенно раскритиковал основные исходные позиции философии Декарта и Бэкона и посвятил гостя в свои взгляды на бога и природу, на единство тела и души, на совершенство и счастье.
Возвращаясь с «Улицы Спинозы», первый секретарь английской Академии наук был под впечатлением богатства знаний, глубины мысли и благородства красивого и правдивого человека. «Кто он, этот Спиноза, — думал Ольденбург, — проклятый отщепенец, еврей-вероотступник с тонким лицом аристократа и грубыми руками рабочего?.. Живой родник мудрости, он зажигает, возносит, ведет вперед. Доброжелателен, чист душою, скромен, величав гордый потомок библейских пророков».
В первом же письме Ольденбург писал Спинозе:
«Славнейший господин, уважаемый друг!
Мне так тяжела была недавняя разлука с Вами после краткого пребывания в Вашем мирном уединении в Рейнсбурге, что я тотчас по возвращении в Англию спешу хоть письменно возобновить наши сношения. Основательная ученость в соединении с учтивостью и благородством характера (природа и трудолюбие самым щедрым образом наделили Вас всем этим) сами по себе до того привлекательны, что возбуждают любовь во всяком прямодушном и либерально воспитанном человеке.
Итак, превосходнейший муж, дадим друг другу руки для непритворной дружбы и будем осуществлять ее на деле в различных совместных занятиях и взаимных услугах. Располагайте как своей собственностью всем, что только находится в моих скудных силах; мне же позвольте позаимствовать у Вас часть Ваших духовных богатств, тем более что это не может быть в ущерб Вам самим».
Дружба была принята и длилась долгие годы. Ольденбург понял, что на «Улице Спинозы» горело бессмертное пламя разума и что лучшие умы эпохи будут неустанно тянуться к этому чарующему, неугасимому, вечно живому источнику света.
Бог, что это такое?
На «Улице Спинозы» гость из Лондона ставил трудные и волнующие вопросы: о боге, о природе связи, существующей между человеческой душой и телом, о принципах философии Декарта и Бэкона. Молодой, двадцатидевятилетний мыслитель не уходил отответа.
— Бог сегодня в центре внимания философии, — сказал Спиноза. — Сумеет ли она освободиться от пут религии и пойти своей дорогой, дорогой разума, или она и впредь будет служанкой теологии? Бог стал предметом спора, дискуссий. Самый факт, что о нем заговорили, что он взят под микроскоп философских наблюдений, говорит об антиклерикальном настроении науки и эпохи. С этого момента гибель религии и ее центральной идеи неотвратима. Ей уже приходится защищаться от Коперника, Галилея, Бруно. Противники свободной мысли уже теперь держат ответ. Религия ищет поддержки у философии,
— И находит? — спросил Ольденбург.
— Вы желаете, — в ответ сказал Спиноза, — чтобы я указал вам ошибки, которые усматриваю в философии Декарта и Бэкона? Хотя и не в моих привычках раскрывать чужие заблуждения, однако хочу и в этом вопросе исполнить ваше желание.
Ольденбург в вежливых словах выразил свою благодарность.
— Первая и самая важная ошибка заключается в том, — добавил Спиноза, — что оба они очень далеки от понимания первопричины и происхождения всех вещей.
— Это серьезный упрек, — заметил Ольденбург.
— Разумеется, — сказал Спиноза. — Декарт освободил свой дух от традиционной схоластики, глубоко погрузился в мышление и открыл большие просторы, наметил перспективы. Его метод познания природы заслуживает лучших похвал. Поистине велик Декарт. Мы ему очень обязаны. Но свой ум он все же не освободил от всех предрассудков, от обычного понимания природы.
— Что вы имеете в виду? — допытывался Ольденбург.
— Декарт, — пояснил Спиноза, — исходил из двух независимых друг от друга начал бытия. Две субстанции, учил он, образуют мир. Одна из них телесна, другая — духовна. Они не взаимодействуют. Как же так? Если субстанции не общаются, то как быть с единством материи и духа? Ведь человек — реальное воплощение единства тела и души. Кто же творец нашей природы? Хитрый обманщик? Чтобы выпутаться из этих противоречий, Декарт поставил над субстанциями бога, который сверхъестественным образом направляет согласное их действие. Бог культа и догматики, костра и плахи. С этим согласиться нельзя. Никаких двух субстанций, никакого бога, призванного оказывать динамическую помощь покоящимся и независимым субстанциям! Гармония мира, реальная, объективная в единой и единственной природе!
«Какая всеиспепеляющая страсть, какое величие мыслей!» — подумал Ольденбург.
— Что же вы подразумеваете под богом? — спросил он.
— Я не так отделяю бога от природы, — ответил Спиноза, — как это делали все известные мне мыслители. По учению любой религии, бог — это отдельная и отличная от природы сущность, обладающая свойством личности, создавшая однажды по доброй воле мир и все живое из ничего и постоянно управляющая вселенной и поведением людей. Религия признает бога, стоящего над природой. Нелепее такого представления я не знаю. Я определяю бога совсем иначе. Он — существо, состоящее из бесчисленных атрибутов, из которых каждый в высшей степени совершенен в своем роде. При этом прошу учесть следующее: во-первых, в природе не может быть двух субстанций, которые не различались бы своею сущностью; во-вторых, никакая субстанция не может быть произведена, ибо существование принадлежит к сущности субстанции; в-третьих, каждая субстанция должна быть бесконечна или в высшей степени совершенна в своем роде. Как только это будет усвоено, — закончил Спиноза, — вы легко поймете,
