заменяет нормальное; мы видим, следовательно, в исключительности и фиксации перверзии больше всего основания к тому, чтобы смотреть на нее как на болезненный симптом».
Еще одним важным источником знания о сексуальном влечении послужили наблюдения над половой жизнью людей, страдающих различными психоневрозами. Казалось бы, ход очень рискованный: считается, что переживания больных могут не иметь ничего общего с переживаниями здоровых. Но психоанализ доказал, что психоневрозы являются результатом действия сексуальных влечений. Реальное сексуальное требование вступает в конфликт с душевными силами, противодействующими его удовлетворению, и либидонозное стремление превращается в симптом. Рубль можно конвертировать в доллар, а потом опять превратить его в рубль. Так и тут – психоанализ дает возможность совершить ту же операцию: вернуться от симптома к породившему его влечению.
Как показал многолетний опыт, среди влечений, давших толчок заболеванию, преобладают «извращения». «Невроз является, так сказать, негативом перверзии».
«У всех невротиков (без исключения) находятся в бессознательной душевной жизни порывы инверсии, фиксации либидо на лицах своего пола… Всегда имеется эта бессознательная склонность к инверсии, и особенно большие услуги оказывает эта склонность при объяснении мужской истерии…
У психоневротиков можно доказать наличие в бессознательном, в качестве образующих симптомы факторов, различных склонностей к переходу анатомических границ, и среди них особенно часто и интенсивно таких, которые возлагают роль гениталий на слизистую оболочку рта и заднего прохода».
Известно, как много в каждом поколении невротиков. Известно также, через какое множество промежуточных состояний, непрерывным рядом, неврозы переходят в здоровье. Да есть ли вообще на свете люди, не имеющие никакой предрасположенности к инверсиям? Вывод Фрейда – таких людей нет. «Речь идет о врожденных, данных в конституции, корнях сексуального влечения, развившихся в одном ряде случаев до настоящих носителей сексуальных действий (перверзий), а в других случаях испытывающих недостаточное подавление (вытеснение), так что обходным путем они могут как симптомы болезни привлечь к себе значительную часть сексуальной энергии; между тем как в самых благоприятных случаях, минуя обе крайности, благодаря влиянию ограничения и прочей переработки, развивается так называемая нормальная сексуальная жизнь».
Чтобы рассмотреть, что представляют собой и как ведут себя эти зародыши перверзий, обусловленные конституционально, следует обратиться к самому раннему периоду человеческой жизни. Инфантильная сексуальность – тема второй из трех статей, составляющих книгу.
Пожалуй, ни одно из открытий психоанализа не вызвало такого шока и озлобленного сопротивления, как подробное описание сексуальной жизни ребенка, начало которой практически совпадает с его появлением на свет. Ребенок считался воплощением чистоты и непорочности. Взрослым людям, угнетенным сознанием собственной греховности, легче было мириться с собой, думая, что и в их жизни было время, когда ни в действиях, ни в мыслях к ним не могла прилипнуть никакая скверна. Преждевременные сексуальные проявления – эрекция, мастурбация, наивные попытки коитуса – не проходили незамеченными, но они говорили только об испорченности данного ребенка – паршивой овцы – и не меняли общего умиленного отношения. В течение долгого времени авторитет психоанализа подрывало упорное нежелание массового сознания расстаться с этой прекрасной иллюзией.
Первое сексуальное действие в нашей жизни – сосание. Поначалу оно просто присоединяется к сладостным ощущениям, связанным с утолением голода, со вкусом молока. «Кто видел, как ребенок, насыщенный, отпадает от груди с раскрасневшимися щеками и с блаженной улыбкой погружается в сон, тот должен будет сознаться, что эта картина имеет характер типичного выражения сексуального удовлетворения в последующей жизни». Затем эротический компонент отделяется от потребности в принятии пищи. Ребенок сосет соску, игрушку, но еще охотнее – собственный палец или другую часть своей кожи. Этим он приобретает независимость от внешнего мира и как бы создает себе еще одну, малоценную эрогенную зону. На примере сосания Фрейд отмечает три существенных признака инфантильных сексуальных проявлений: они соединены с какой-нибудь важной для жизни телесной функцией, автоэротичны, то есть не нуждаются в постороннем объекте, и сконцентрированы в области эрогенной зоны.
Присоединение сексуальности к другим функциям тела характерно и для зоны заднего прохода. Ее эрогенное значение в младенчестве очень велико. «Дети, которые пользуются эрогенной раздражимостью анальной зоны, выдают себя тем, что задерживают каловые массы до тех пор, пока эти массы, скопившись в большом количестве, не вызывают сильные мускульные сокращения и при прохождении через задний проход способны вызвать сильное раздражение слизистой оболочки. При этом вместе с ощущением боли возникает и сладострастное ощущение». Психоаналитик Лу Андреас-Саломе, на мнение которой с большим уважением ссылается Фрейд, ярко описала эти инфантильные функции анальной эротики. Запрет на удовольствие от анальной функции и ее продуктов – первое столкновение ребенка с окружающим миром, и от того, как это происходит, зависит все его дальнейшее развитие. Маленькое существо должно почувствовать власть этого мира, враждебного его влечениям, и совершить первое «вытеснение» возможного для него наслаждения. С этого времени «анальное» остается символом всего, что необходимо отбросить, устранить из жизни.
(Возможно, подумалось мне, это категорическое неприятие, выросшее из собственного подавленного желания, обращенного в свою противоположность, проецируется и на восприятие массовым сознанием гомосексуализма. Еще авторы первых научных трудов на эту тему писали о том, что существует своего рода миф о сугубом пристрастии урнингов к анальным контактам, хотя на самом деле это не так. Гиршфельд приводил статистические выкладки, согласно которым такой половой акт встречается лишь в 8 % случаев. В обычной сексуальной жизни к нему прибегают гораздо чаще. Этот миф жив и поныне. По крайней мере, все анекдоты о «гомиках» и «педиках» эксплуатируют именно эту особенность, как якобы всеобщую и обязательную. Взаимная мастурбация, доминирующая в сексуальной технике однополой любви, тоже лежит как бы за пределами допустимого, но все же не вызывает такой острой негативной реакции. А однополая любовь требует самого уничтожительного клейма…)
Зона «действительных половых частей», или генитальная, которой в будущей жизни предуготовлена такая большая роль, не бывает в младенчестве ни самой ранней, ни самой главной носительницей сексуальных переживаний. Но ощущения удовольствия, вызываемые прикосновением к этим органам хотя бы при выполнении обязательных гигиенических процедур, неизбежно фиксируются ребенком и будят потребность в их повторении. Младенческий онанизм Фрейд считал явлением всеобщим, приписывая ему важнейшее значение в дальнейшем утверждении примата этой эрогенной зоны в половой жизни.
В отличие от других функций организма, развивающихся по мере подрастания ребенка, продвижение инфантильной сексуальности идет волнообразно. После начальной фазы, во время которой бурно прогрессируют и достигают своего расцвета зародыши сексуальных переживаний, на границе четырех лет наступает латентный период. В это время формируются те душевные силы, которые впоследствии станут властно управлять страстями: отвращение, чувство стыда, эстетические и моральные требования идеала. На первый взгляд кажется, что это – заслуга правильного воспитания. Но воспитатели только довершают великое дело «очеловечивания», обусловленное органически как прямое наследство предыдущих поколений.
