– Около семи, – ответил Оттен. Он встал, затянул ремень и взял стоявший у стола ранец. Каптер сел за стол, выдвинул ящик и стал рыться в нем, поглядывая на Оттена.
– Мне – один черт, – сказал он наконец. – Вы оба откомандированы, и я умываю руки. Хотите два предписания – берите два. Дело ваше.
– Я схожу за вещами, – сказал Файнхальс.
Взбежав на четвертый этаж, он остановился в коридоре, увидев, что Илона вышла из своей комнаты и запирает двери. Вытащив ключ, она нажала на ручку двери и успокоенно кивнула головой. Илона была в пальто и держала в руке пакет с тортом. В коричневой шляпке и зеленом пальто она показалась ему еще привлекательней, чем прежде, в темно-красной кофточке. Илона была небольшого роста и, пожалуй, несколько полновата, но, поглядев на ее лицо, на изгиб ее шеи, Файнхальс почувствовал, что он впервые в жизни по-настоящему любит женщину и по-настоящему хочет ее. Она еще раз нажала ручку двери, проверяя, надежно ли она заперта, и потом медленно пошла по коридору. Файнхальс не отрывал от нее глаз и, внезапно выйдя ей навстречу, заметил, что она улыбнулась и в то же время испуганно отпрянула.
– Вы же обещали подождать меня! – сказал он.
– Я совсем забыла про одно неотложное дело. Я хотела оставить вам внизу записку, что приду через час.
– Вы правда пришли бы?
– Да. – Илона посмотрела на него с улыбкой.
– Я провожу вас, обождите минутку.
– Нельзя вам туда идти, – она устало покачала головой. – Нельзя! Не беспокойтесь, я скоро вернусь!
– Куда вы идете?
Илона, ничего не ответив, опасливо огляделась. Но в коридоре не было ни души. Только что разнесли ужин, из-за закрытых дверей доносился глухой, негромкий шум. Она снова посмотрела на него.
– В гетто, с мамой, в гетто.
Во взгляде ее застыло напряженное ожидание, но Файнхальс просто спросил:
– Зачем?
– Сегодня оттуда вывозят всех. У нас там родственники. Надо принести им хоть что-нибудь в последний раз. Вот и торт ваш взяла. Вы не сердитесь? Это ведь ваш подарок?
– Значит, у вас там родственники, – он взял ее под руку. – Я провожу вас.
Так, под руку, они и стали спускаться по лестнице.
– Стало быть, у вас родственники – евреи. А ваша мать?
– И мать, и я сама – вся наша семья. – Илона остановилась. – Погодите, я сейчас,
Она высвободила руку и, вынув букет из вазочки у подножия статуи богоматери, заботливо оборвала несколько увядших цветов.
– Завтра я не приду сюда – у меня уроки в другом здании… Вы поменяете воду в вазочке? Пообещайте мне! А если не трудно – смените и цветы.
– Не могу обещать, сегодня вечером я уезжаю. Только поэтому…
– А то бы сделали, правда? Файнхальс кивнул:
– Чего бы я не сделал ради вас!
– Только ради меня? Ведь вы сами католик?
– Верно, верно, – улыбнулся он, – я бы, пожалуй, и так это сделал, да ведь в голову бы ие пришло. Погодите здесь еще минутку, – быстро перебил он себя.
Они были уже на третьем этаже. Файнхальс метнулся по коридору, ворвался в свою комнату, наскоро запихнул в вещевой мешок свои нехитрые пожитки, разбросанные по углам, потом затянул ремень и выбежал вон. Илона медленно продолжала спускаться по лестнице, и он нагнал ее как раз у витрины фотографий выпуска 1932 года. Она задумчиво смотрела на свою собственную фотографию.
– О чем вы думаете? – спросил он.
– Так, – сказала она тихо. – Хотела расчувствоваться – да не получается. Не трогает меня эта карточка. Будто на ней кто-то чужой. Идемте.
У самых дверей Файнхальс еще раз попросил Илону обождать и побежал в канцелярию за своим командировочным предписанием. Оттен уже ушел, не дождавшись его. Каптенармус удержал его за рукав.
– Смотрите не делайте глупостей, – сказал он. – Желаю удачи.
– Спасибо, – уже на бегу ответил Файнхальс. Илона ждала его на улице у подъезда. Он снова
взял ее под руку. Дождь перестал, но воздух был еще напоен влагой и каким-то приторным ароматом. Они пошли тихими переулками, почти параллельно главной улице, мимо низких домиков с чахлыми палисадниками.
– А как же вы сами не оказались в гетто? – спросил Файнхальс.
– Благодаря отцу. Он служил офицером в прошлую войну, был награжден высшими орденами и лишился обеих ног. Но вчера он отослал все свои ордена коменданту города, а заодно и свои протезы. Огромный коричневый пакет… Дальше я пойду одна, – закончила она неожиданно резко.
– Почему?
