Элизабет Блаукремер
Д-р Думплер. У вас еще были связи с восточной зоной?
Элизабет Блаукремер. К нам заехал друг Дмитрия Иван, хотя для него это было рискованно, но он приехал и сказал мне, чтобы я убралась как можно дальше на запад.
Д-р Думплер. Значит, ваш брак с доктором Блаукремером основан на лжи?
Элизабет Блаукремер. Конечно.
Д-р Думплер. Вы имеете в виду аннулирование брака, церковного развода не бывает.
Элизабет Блаукремер. Ладно, пусть аннулирование. Я никогда не понимала, в чем разница.
Д-р Думплер
Д-р Думплер. Епископальные акты для нас недоступны, мы не можем ими воспользоваться.
Элизабет Блаукремер
Д-р Думплер. Вам следовало бы умерить свою фантазию.
Элизабет Блаукремер. У меня нет ни капли фантазии. Может, в этом мое несчастье, а может, в этом и заключается моя болезнь. Стало быть, вам следует ее излечить. Фантазии у меня нет, только воспоминания, подарите же мне фантазию и радость.
Д-р Думплер. Позже в ваши воспоминания, я бы сказала, вплелись детали, которые могут быть лишь плодом фантазии. Именно из-за этих деталей трудно поверить тому, что вы сообщаете в связи с двумя главными потрясениями в вашей жизни.
Элизабет Блаукремер. Например?
Д-р Думплер. Вы говорили об уничтожении каких-то документов, о некоем прелате, который якобы хотел сблизиться с вами, о том, что доктор Кундт будто бы вломился к вам в спальню с разрешения вашего мужа, господина доктора Блаукремера.
Элизабет Блаукремер. Все это я видела наяву, как и тех повешенных. Все это было со мной. О прелате мне, наверное, не следовало рассказывать, ведь его напоили, они обожают так шутить, особенно над духовными лицами; я даже не рассердилась на беднягу – мне было его жалко… не надо было говорить об этом, так же как и о Кундте, тот, ухмыляясь, вошел в мою спальню, а за дверью в это время хихикал Блаукремер, сама слышала.
Д-р Думплер. Всё переживания сексуального характера. Должны же вы после столь горького финала вашей первой любви – предположим, это было так, как вы говорите, – и после безрадостных переживаний с молодым Плотцеком – предположим, и это было так, как вы говорите, – должны же вы после всего понять, почему мы предполагаем в вашем случае тип фантазии, соответствующий вашему психологическому опыту. И костер, то пламя, в котором якобы сожгли документы о Плоттере, – это же огонь, основной сексуальный символ.
Элизабет Блаукремер. Ваш аргумент можно и переиначить.
Д-р Думплер. Если бы вы знали, чего только иным нашим гостям не довелось, по их утверждениям, увидеть, услышать и пережить.
Элизабет Блаукремер. Еще бы. Возьмите толстуху фрау Шветц и малышку Беббер. Шветциха трижды в день открывает свой сейф и пересчитывает деньги, двести пятьдесят тысяч, которые дал ей муж, чтобы она оставила его в покое, ибо он не может развестись. Это две с половиной тысячи стомарковых ассигнаций – пятьдесят пачек по пять тысяч каждая. Потом она пересчитывает их еще раз, потому что обсчиталась на пятьсот марок. Зачем он дал ей деньги, зачем?
А малышка Беббер стоит и стоит под душем целыми днями, боюсь, смоет с себя всю кожу. Потом она долго зовет Христа. Я знавала обеих в те времена, когда одна еще не пересчитывала деньги, а другая помышляла о чем угодно, только не о Христе – о танцах, теннисе, флирте, платьях. Это была безобидная милая блондиночка. Отчего она теперь взывает к Христу, отчего все время моется под душем и держит наготове кучу чистого белья? Знала я и их мужей – Шветца и Беббера. За что Шветц дал своей жене столько денег? Какое это имеет отношение к фантазии?
Д-р Думплер. Тем не менее вы долго жили с доктором Блаукремером в Гульсбольценхайме вполне благополучно.