Этот стих поверг Дроздова в настоящий шок. Дроздов и сам уже вовсю дрочил, но каждый раз, когда кончал, говорил себе, что это в последний раз. Завтра бросит дрочить и всё. Проснется нормальным человеком. И дрочить больше не будет. Он хочет стать летчиком, а в летчики без силы воли не берут. А тех, кто дрочит, и подавно.
Но вернемся в пионерский лагерь, на пионерский костер. Пока младшие отряды пели вокруг костра песни, Дроздов отошел в темноту покурить. Там-то его и поймала с сигаретой вожатая Лиля.
– Попался, Дроздов, – Лиля Викторовна возникла как из-под земли. Гриша как стоял с сигаретой во рту, так и остался стоять. Лилька вынула у него сигарету, бросила и затоптала. – Значит, так – одно письмо родителям, другое – в школу!
Дроздов испугался. Он испугался не столько школы, сколько своего отца, который, получив такое письмо, спустит с Дроздова-младшего штаны и выдерет ремнем. В пятнадцать лет Грише было уже слишком унизительно подвергаться такому наказанию. А отец у Гриши был суровый и быстрый на руку.
– Лиля Викторовна, – сказал он, – я ж не в затяжку! Просто тут сигарету нашел и попробовал один раз. Думаю, чего это все курят? Такая гадость! Не пишите письмо, я больше не буду. Честное пионерское! – он сделал салют. – Я до этого никогда не курил и после никогда не буду!
– Честное, значит, пионерское? – покачала головой Лиля Викторовна. – А помнишь ли ты, кто давал «честное пионерское»? Помнишь ли ты, Дроздов, как Рената Марзеева пытали фашисты? Ему ломали руки, выворачивали ноги, жгли лицо зажигалками, вырезали на спине звезду и поливали его, голого, на морозе ледяной водой! Фашисты хотели узнать у него военную тайну, но он ничего не сказал, потому что дал себе честное пионерское слово, что не выдаст тайны врагам! А умеешь ли ты, Дроздов, так, как Ренат, держать свое честное пионерское слово?
– Умею, – ответил Гриша твердо.
– Умеешь, говоришь? – Лиля ухватила Дроздова за пионерский галстук. – А проверял ли кто-нибудь твое умение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вот ты дал честное пионерское слово, что не будешь чего-то больше делать, а тебя заставляют силой! Ты страдаешь, но слово держишь! Вот в каком смысле! Проверял тебя в таком смысле председатель совета дружины?
Председателем совета дружины в лагере была Лариса Игоревна. Лариса Игоревна не проверяла его, просто один раз она как-то странно ущипнула Дроздова за жопу.
– Нет, Лариса Игоревна никого не проверяла. А чего, надо было?
Лиля Викторовна неожиданно улыбнулась, но тут же сделалась опять серьезной.
– Конечно, надо было! Это ее обязанность! Почему я за всех всё должна делать?! У меня что, нагрузок не хватает?!. Ох, – она тяжело вздохнула. – Пойдем, Дроздов, тебя проверять.
– А куда?
– Куда надо! За мной иди. – Лиля Викторовна огляделась и зашагала в темноту.
Гриша пошел за ней. Они прошли метров пятнадцать-двадцать, когда Лиля Викторовна резко остановилась и повернулась к Дроздову.
– Сними барабан, – приказала она.
Гриша снял барабан и поставил на землю.
– Подойди ко мне.
Он подошел.
Лиля Викторовна подняла руку в пионерском салюте и спросила:
– Пионер Дроздов, к испытанию на честное пионерское слово готов?
– Всегда готов, – Гриша отсалютовал в ответ.
Лиля Викторовна порылась в кармане, вытащила сигарету и спички. Прикурила, выпустила дым.
– Пять минут назад, пионер Дроздов, ты дал честное пионерское, что не будешь никогда курить. Ты сдержишь свое слово?
Гриша кивнул.
– Тогда приступаем к пионерскому испытанию. Я буду тебя пытать, а ты будешь держать свое честное пионерское слово. – Она вытащила изо рта сигарету, повернула к Грише фильтром и вдруг крикнула: – Ну- ка, кури!
Гриша, чисто автоматически, протянул руку к сигарете, но потом понял, что это проверка, и спрятал руку за спиной.
– У-у, – он отрицательно помотал головой.
– Кури, тебе говорю! – она подошла ближе.
– Не буду, – Гриша сделал шаг назад и уперся спиной в ствол сосны.
– Будешь! – Лиля Викторовна шагнула вперед. – Будешь курить?!
– Не буду!
– Не будешь?! – Лиля Викторовна наступила каблуком сабо Дроздову на сандаль и надавила.
Гриша не ожидал таких мучений. Он приготовился к моральной обработке. Но решил держаться до конца – лучше немного помучиться, чем письмо домой, там мучение будет посерьезнее. Он выдавил:
