Немного постояв с поднятой рукой, из которой Индра уже извлёк удивительный, но оказавшийся бесполезным нож, Кутса осторожно предположил, что причиной случившегося был вовсе не этот мальчишка с гор, а то, что он сумел сотворить с душой Кутсы. Так подумалось проигравшему маруту. Но он тут же прогнал от себя эту мысль, посчитав её слишком крамольной в сложившейся ситуации.
– Он победил! – сказала Ратри, вернувшись домой.
– Ну и что. В этом не могло быть сомнения. Наш мальчик дерётся не руками, а способностями.
– Разве ты видел, как он дерётся? – возразила Ратри отцу.
– Зачем мне видеть, я знаю.
– Прекрасная позиция, – вмешалась матрия. – Что мне всегда нравилось в твоём отце, так это самоотверженная скромность его суждений.
– Да-да, – кивнул Диводас, – и ещё нерешительность выводов.
– И ещё нерешительность выводов, – улыбнулась жена вождя сиддхов.
– Нет, что бы вы ни говорили, а Индра как явление мне понятен, – Диводас потянулся на лежанке. – Опасность только в том, что все его способности могут отгореть в юности, и остаток дней он проведёт скучным и разочаровавшимся в себе мужланом.
– Как бы там ни было, другого такого на твоём веку уже можно не найти, – заметила матрия.
Диводас посмотрел куда-то вдаль. Прозрачным, отрешённым взглядом. Задумался.
– Да, пожалуй, – тихо сказал он вдогонку своим размышлениям.
Индра поймал себя на мысли, что он опоздал с отходом восвояси. Из деревни сиддхов. Началась Ночь Богов. Как-то сразу, без привычной дождевой канители, без воющего по ночам ветра и гниения трав в непросыхающей луговой закиси.
Небо ранили ломкие и беззвучные молнии. Они мимолётно освещали вислую багровую грязь облаков. По всему горизонту.
– Что от меня хочет твой отец? – спросил Индра притихшую рядом Ратри.
– Разве он тебе не сказал?
– Нет.
– Я всё время получаюсь мостиком между вами.
– Это вина Диводаса. Скажи ему, что, если у него есть ко мне какие-то дела, пусть поспешит.
– Ты собрался уходить?
– Да, – твердо сказал юноша.
Ратри опустила глаза. Их осенила пепельным крылом печали Ночь Богов.
– Значит, тебя ничто не держит у нас?
Уверенность юноши надломилась. Он уловил в вопросе Ратри тревожные порывы её нежности. Или скрытую иронию? Индра очнулся:
– Я не знаю, что ты имеешь в виду.
Ратри сжала губы. «Наверно, отец был прав, обнаружив в нём угрозу мужланства», – отпечаталось у девушки в голове. Индра вдруг почувствовал что-то такое. Какую-то ответную грубость её чувств.
– Понимаешь, – сказал он доверительно, – ты обладаешь тонким умом и надменной иронией. Я уже мог в этом убедиться. Мне бы не хотелось…
– Дурачок, – прошептала Ратри, соединив у него на шее свои тонкие пальцы. Индре показалось, что он задохнулся. Он чувствовал, как приближается к его губам тепло её дыхания. Юноша застыл, вдруг ощутив весь восторг душевной несдержанности, и больше ей не сопротивлялся.
Их влекло куда-то в полумрак холодных пространств дома. Скрывающий от случайных глаз и собственной неопытности. Их тревожные руки встречали испуганную дрожь молодых телес. Праведно наивных в своей первозданной чистоте и неприкосновенности. Ратри что-то шептала Индре в глаза, касаясь их горячими губами. Он не слышал. Его воля подчинилась этому порыву, и юноша приближал Ратри к той особой черте, с которой начинается новый отсчёт человеческого совершенства. Или человеческой трагедии. У кого как.
– Нет, стоп, – вдруг услышал он проснувшуюся волю девушки. Индра замер.
– Стоп, – повторила Ратри приходя в себя, – не сейчас.
– Почему? – спросил юноша, скрывая некоторое облегчение, вызванное её решением. Ратри прижала пальчик к его губам:
– Это не должно быть так, походя, между делом.
– А как это должно быть?
– Сам реши, – сказала девушка и исчезла из его рук. Её легкие шаги уносила ночь. Ночь Богов, властвующая над опустевшим миром.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Вритра, сын Антаки, превосходил своего родителя во всём. В силе и ловкости, в чутье и злобе. Где сейчас был Антака? Под какой завалиной нашёл он вечный покой? Беззубый и немощный дракон, неспособный уже поймать себе рыбины в мелкой протоке. Весь водный мир, от болотных топей до морского залива с солёной водой, был теперь подвластен Вритре. Никто здесь не мог бы хозяйничать у воды, не заплатив за это кровавую дань. Вритра убивал даже тогда, когда был сыт. Что-то заставляло его бороться
