Индра и сам не знал. Юноша вдруг почувствовал себя охотником. Нет, не на данавов. Он впервые почувствовал себя охотником за девичьей душой. Он вдруг понял, как упоительна может быть эта охота. Что это такое, когда в одно мгновение своей волей и лицедейством поворачиваешь траурную скорбь любовной трагедии в половодье самой восторженной из всех человеческих чувств. Или вытягиваешь из скучного душевного успокоения друг другом пару-другую взаимных угнетении. Чтобы снова испытать потрясения души. Расшевелить её мукой. И только с равнодушием ничего нельзя сделать. Равнодушие бесконфликтно и бесчувственно.
Ратри подумала, что, если она сейчас развернётся и уйдёт, это будет её полным поражением. Ещё большим, чем его невнимание. Это будет её духовным поражением, поскольку лицемерные нравоучения Индры останутся принятыми ею. Чего быть не могло.
Девушка повернула голову и уже открыла рот, давая волю стремнине своего сарказма, но внезапно встретилась с губами юноши, коварно поджидавшими её порыв.
– Ну что ты мне хочешь сказать? То, что я неправ, да? – прошептал Индра ей в лицо. – Покажи это по- другому. И я соглашусь с тобой.
– Плут, хвастун!
– Да, – говорил молодой человек, затягивая её в негу своего обольщения.
– Кроме глупых мужланских подвигов, ты ни на что не способен.
– Да.
Девушка толкнула Индру в грудь. Не очень убедительно для её праведного гнева:
– Ух как я тебя ненавижу!
– Это пройдёт.
– Как ты смеешь ко мне прикасаться?!
– Должен же кто-то из нас начать первым. От тебя ведь не дождёшься первого шага… Ну а если серьёзно: понимаешь, я подумал, что Диводас с твоей помощью хочет меня удержать в своём доме.
Девушка смотрела в глаза Индры, не зная верить ему или нет. Индра победил. Она поверила.
– Как жаль, что в вашей деревне негде скрыться.
– Пойдём, – тихо сказала Ратри, потянув юношу за перевязь плаща.
Они обошли дом Диводаса, чем-то похожий на него самого, и углубились в самую гущу сада, что обнимал стены другого дома, чуть поменьше и поприземистее. Обиталище диводасовых детей. Напоминавшее казарму молодых марутов. Только со стенами. Дети ещё не спали, и из дома в сад неслись их весёлые голоса.
Ратри осторожно ступила на тяжёлую ветку, провисшую над самой землёй, потом на другую, почти добралась до крыши, обернулась и поманила Индру взглядом.
– Видишь, здесь лежат толстые, связанные жерди? Шагай только по ним. Да смотри не оступись, кровля чахлая, – провалишься прямо на головы моих братьев.
Она легко перенеслась с ветки на крышу, всколыхнув дряблую провись ветвей. Индра последовал за ней.
На крыше было широко и просторно. Будто на плоском ступище скалы. Мутное небо висело над головами влюблённых.
– Жаль, что нет звёзд, – сказала Ратри, усаживаясь на ходкие жерди. Летом здесь такое высокое небо. Если долго смотреть вповалку, растянувшись на какой-нибудь мягкой шерстинке, да невторопях, чтоб никто не звал, чтоб все о тебе позабыли, то против этого неба всё кажется таким мелким и пустячным, что и думать не хочется. О всяких неприятностях. Сама лежишь, смотришь, и кажется – звёзды летят и ты будто за ними.
Индра расстелил жух, и Ратри уселась, подобрав под себя ноги.
– А я видел другое небо. Всё заставленное горами.
– Далеко отсюда твой дом?
– У меня больше нет дома.
– У человека должен быть дом. Обязательно.
Индра сел рядом и обнял девушку за плечи.
– Почему же обязательно? – спросил он. – А если нам придётся искать другую землю для расселения? Долго идти? Может, мы в пути состаримся, какой уж тут дом?
– Человек, у которого нет дома, душою неприкаян.
– Откуда ты знаешь?
– Видела таких. Вот хотя бы тебя взять.
– И что я?
– Куда тебя судьба ведёт? Где твоё место на этой земле?
– Не знаю.
– Вот видишь, – вздохнула девушка. – Каждая дорога должна кончаться домом. Иначе жизнь лишена смысла.
– Ты говоришь, как перезревшая матрия. Насмотревшись на веку всякого.
Ратри прикоснулась щекой к его плечу:
