— Жизнь только начинается. Перед длинной дорогой не мешает хорошенько отдохнуть.
— Философия лентяев и лежебок.
Он рассмеялся, во все глаза глядя на девушку.
— Светитесь, как солнце, — сказал он. — За время нашего знакомства всего второй раз вижу вас в платье.
Она подошла к зеркалу и поправила прическу.
— Собирайтесь, — сказала она. — На ужин сегодня поездка на остров Туманов и танцы до утра.
— Исчезновение черной акулы благотворно повлияло на вас, — засмеялся он и вышел в спальню.
— Для рыбы она была слишком умна. Вы не находите?
— Да, — ответил Парыгин, одеваясь. — Думающая… Жаль, не удалось разгадать ее тайну. Ради этого я охотно встретился бы с ней еще раз.
— Лучше не надо. Я так рада, что кончилось это несчастье. Теперь уж не будут переносить заповедник на новое место.
— Разве был такой проект?
— Да, последнее слово за Лобачевым. На днях он должен приехать на острой.
Таня медленно расхаживала по комнате.
— Вот и я, — сказал Парыгин, появляясь из спальни и останавливаясь перед зеркалом. Таня стала рядом — ему как раз по плечо. Парыгин кивнул головой на зеркало: — Подходящая пара. Вы не находите?
— Так себе, — беспечно сказала она и потянула его к выходу.
Вечернее солнце висело над океаном. Ветра не было. Чайки горланили вовсю. У дощатого причала на малых оборотах приглушенно тарахтел катер.
— Побежим, — сказала Таня, все еще держа Парыгина за руку.
На катере уже давно ждали их.
Волны веером бежали за кормой. Мотор работал на полную мощность. Почти весь коллектив острова Семи Ветров, по определению председателя месткома, участвовал в «данном культмассовом мероприятии». Парыгин видел оживленные лица островитян и чувствовал, что они благодарны инициатору поездки за это «мероприятие».
Катер поравнялся с безымянным островом.
— Вы бывали там? — спросил Парыгин, наклоняясь к Тане.
— Нет.
— Вы нелюбопытны.
— Там один голый камень. И, откровенно говоря, некогда.
Катер петлял между валунами-островками. Все было прекрасно — океан, небо, розовый закат. Парыгина охватило то радостное настроение, какое испытываешь ранней весной, когда расцветает природа. Ему казалось, что он только сегодня по-настоящему понял жизнь — всегда мчаться вперед и ощущать рядом локоть любимой девушки.
— У вас часто бывают такие походы? — спросил Парыгин.
— Зимой чаще. Папа считает это хорошей профилактикой.
— Профилактикой? От чего?
— От однообразия.
— По-моему, хорошо придумано. Концерт и ужин в ресторане. А ресторан как? Вам не страшно?
— С вами — нет, — засмеялась Таня. — Не беспокойтесь, у нас больше танцуют.
Катер вошел в порт острова Туманов, когда над океаном сгустились сумерки. У пирсов теснились рыболовные суда, катера, лодки, рефрижераторы. Порт жил шумно, весело. Этот шум оглушал Парыгина — на острове Семи Ветров он привык к тишине. Тарахтели лебедки. Махали стрелами портальные краны. Ярко вспыхивали голубые огни сварки. Громыхало железо.
— Теперь я понимаю, почему остров Туманов назвали Большой землей, — засмеялся Парыгин. — Здесь шумно, как в больших городах. Даже автомашины бегают.
— Каланы не любят шума, — сказала Таня. — Пошли быстрее, опоздаем.
У ярко освещенного подъезда Дворца культуры толпился народ: предстоял концерт московских артистов. Люди все подходили — смеющиеся, радостные, праздничные.
Зал был переполнен. Места Тани и Парыгина оказались в разных рядах. Она понимающе улыбнулась ему; я не виновата. Прозвенел третий звонок. Свет медленно погас. Запоздавший зритель занял место рядом с Таней.
На сцену вышел конферансье. У Парыгина вдруг пропал интерес к концерту. «Получим добрую порцию откровенной халтуры», — подумал он. Но концерт оказался хорошим. Пианист виртуозно сыграл первую рапсодию Листа, этюд Шопена и на «бис» «Осенний вальс» Чайковского. Потом выступала молоденькая певица. Но хорошее настроение, которое было у Парыгнна на катере, все равно не возвращалось. Он не знал — почему. Вдруг кто-то положил ему на плечи руки. Таня.
— Пересядьте на мое место, — прошептала она.
Сзади зашикали.
Парыгин пересел. Сосед мельком взглянул на него и отвернулся. Но и этого было достаточно, чтобы все всплыло в памяти. Воздушный лайнер. Иностранный журнал. Разговор. Выстрел из винтовки… Встреча была неожиданной. Парыгин, как и тогда в самолете, ощутил какое-то странное беспокойство и любопытство одновременно. Холостов — он запомнил эту фамилию представлялся ему то веселым оригиналом, то изъеденным ржавчиной скепсиса лоботрясом. Все-таки почему Таня пересела от него?
В антракт Таня и Парыгин пошли в буфет. Очередь была большая. Своего соседа Парыгин потерял в толпе. Его, кажется, кто-то окликнул. Но Парыгин скоро опять увидел его. Улыбаясь и беспрерывно кивая головой знакомым, Холостов подошел к ним с яркой блондинкой.
— Вот и встретились, — весело сказал он.
Таня подняла удивленные глаза на Парыгина.
— В самолете познакомились, — все так же весело сказал Холостов и представил свою спутницу.
Блондинка кольнула Парыгина подведенными глазами. Он не отвел взгляда, а чуть усмехнулся. Она отвернулась.
— Стоять в очереди — буржуазный предрассудок. Сейчас, друзья, все устроим, — Холостов сказал какой-то каламбур буфетчице. В очереди засмеялись и пропустили его вперед. — Вот так надо в жизни, мальчуган, — и он похлопал Парыгина по плечу. — Пошли!
— Идите. — Таня вопросительно посмотрела на Парыгина. Сбежим?
— Сбежим.
Они вышли на улицу. Было прохладно. Таня подняла плечи.
— Холодно?
— Пустяки.
Он взял ее под руку. Мир был огромен, и Парыгину казалось, что он только сегодня познал его красоту. Вспомнился вечер у Панны Лобачевой, когда он впервые встретился с Таней. Как он тогда потянулся к ней. Словно рыба на свет. Было в ней что-то от океанских просторов — их спокойствия или силы, он этого не знал. Она казалась ему воплощением всего прекрасного, что окружало их сейчас.
— Таня, — тихо позвал он.
— Что, Максим?
— Я хотел услышать ваш голос.
Она засмеялась.
— А чему вы смеетесь?
— Мы одновременно думали об одном и том же.
— Удивительная ночь, — прошептал он. — Лимон разрезанный на лунный свет походит. Таких ночей светлей и тише нет. Сегодня звезды сини, словно сливы. Такие звезды выдумала ты.
— Что это?
— Стихи. А чьи — не знаю. Не знаю даже, в том ли порядке, как у поэта, читал строчки.
— Неважно, Максим, чьи. Сегодня звезды сини, словно сливы… — медленно повторила она. —
