комиссий.
«Почему так долго молчит Суровягин?» — думал полковник.
Зазвонил телефон. Еремин схватил трубку. Председатель комитета интересовался делами на острове Туманов и торопил завершить затянувшуюся историю с Холостовым до первой его попытки перебраться за границу.
Полковник положил трубку и некоторое время сидел, откинувшись на спинку кресла. Потом вызвал машину и поехал в торговый порт.
Щербаков вышел из клуба. Был двенадцатый час. Уличные фонари освещали людей, машины, лоснящийся после дождя асфальт. Тополя, выстроившиеся в длинные ряды по обеим сторонам улицы, светились изнутри, словно каждое дерево имело свое маленькое солнце. Было нарядно и празднично.
Он шел в людском потоке, улыбаясь своим мыслям. Миновал одну улицу, вышел на другую, дошел до лестницы на городской пляж, спустился к бухте, сел на знакомую скамью.
Ночь лежала над бухтой. Маняще мигали огни рыбацких судов. Звезды купались в воде… Щербаков закурил. Сквозь ночную мглу требовательно улыбались ему глаза друзей…
…В клуб он пришел задолго до начала собрания. Большой зал сдержанно гудел. Щербакову не сиделось на месте. Он то и дело выходил и выкуривал сигарету за сигаретой. Но его все равно знобило, он никак не мог успокоиться.
Наконец началось… Щербаков забился было в дальний угол, но по требованию собрания пришлось пересесть на первый ряд.
На трибуну вышел полковник Еремин и сжато изложил суть дела. Зал взорвался. Щербаков стиснул зубы. Голова клонилась все ниже и ниже. Он с тоской думал о том, что от него отвернутся товарищи… Ему хотелось встать и крикнуть: «Товарищи, я же любил! Понимаете, любил!»
На трибуну один за другим поднимались все новые и новые люди. Щербаков слышал гневные, разящие слова. Самое страшное в жизни — презрение и ненависть народа. Неужели он пал столь низко, что достоин такого презрения? «Любил же я, товарищи, любил».
— Как можно не отстаивать убеждения, которым отдана вся жизнь? Лучше тогда совсем отказаться от жизни.
Это говорил Василий Иванович, старый механик, начальник участка, в прошлом грузчик. Его друг. Его портовый учитель. «Но разве я изменил своим убеждениям? Нет!» Щербаков выпрямился и впервые открыто посмотрел на людей в президиуме.
А Василий Иванович, как бы отвечая Щербакову, говорил:
— Разве «живи, пока живется» — не измена убеждениям бойца? Понимаешь ты это, Олег? Вот моя рука. Становись рядом со мной, обопрись на мою руку, и пойдем вперед. Вам, молодому поколению, продолжать дело отцов. Будьте сильнее и счастливее нас. Овладевайте космосом, подчиняйте стихию, заставьте отступить смерть…
Василий Иванович сошел с трибуны под гром аплодисментов. Вместе со всеми до боли в ладонях хлопал и он, Олег Щербаков.
Ему дали слово в конце собрания. Никогда в жизни он так не волновался. Он понял, как порой мучительно стыдно говорить правду о себе, ничего не утаивая и ничего не пытаясь утаить. И еще он испытал удивительное чувство облегчения, когда закончил свою исповедь. Теперь он мог честно глядеть в глаза людям.
…Щербаков бросил сигарету. Тишина стояла в звездных просторах. Тишина успокаивающая, благотворна и. В ней, казалось, звучали голоса друзей. Он слышал и чувствовал их и вдруг отчетливо понял, что он что-то значит для коллектива, что он рядом с друзьями.
Эта мысль наполнила его счастьем. Он думал о друзьях, о жизни, о будущем, и перед ним все ярче и ярче вставал образ Панны. Он твердо знал, что еще встретиться с ней. И столь же твердо знал, что они уже никогда не расстанутся.
Из порта Еремин заехал в управление. Дежурный молча протянул ему радиограмму. В ней было всего два слова;
«Прилетайте. Суровягин».
Еремин глубоко вздохнул и набрал номер телефона.
— Аэропорт? Один билет…
Глава восемнадцатая «КАПИТАНСКИЕ ПУГОВИЦЫ»
Над островом Семи Ветров непрерывно висели низкие тучи. Резко дул северный ветер. На Таню обрушились все заботы по подготовке островного хозяйства к долгой холодной зиме. Нельзя сказать, что она не страшилась разлуки с Максимом. Но пока он был рядом, она настойчиво отгоняла от себя мысли об отъезде любимого. И сегодня, как всегда, Таню ожидали дела в конторе заповедника. Она вышла из дома. Ее встретил ливень. Она накинула на голову капюшон.
В конторе на письменном столе, рядом с ведомостью на зарплату, лежала радиограмма. Таня неторопливо раскрыла ее. Максима отзывали в училище.
Таня долго сидела неподвижно. Значит, разлука. Она неизбежна, как осень, как северный ветер.
Таня сунула радиограмму в карман плаща и вышла из конторы. Ей не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Она остановилась у причала. Моторист копался в моторе катера. Он с удивлением посмотрел на нее. У девушки был отрешенно-печальный взгляд. По щекам струились слезы. Или это капли дождя? Вдруг из-за плотной пелены дождя, словно привидение, выскочила яхта. Таня вздрогнула и сделала шаг назад. Холостов… У него было желтое лицо и утомленные глаза.
— Это вы? — пробормотал он.
Таня удивленно посмотрела на него.
— Разве вы ожидали встретить кого-нибудь другого?
— Это неважно теперь. Пора отдавать концы.
— Вы о чем?
— Я говорю: надо отдавать концы.
— Все-таки зачем вы пожаловали к нам в такую погоду?
Вдруг у него странно блеснули глаза:
— Еще раз взглянуть на вас, — и он направился к яхте. Таня смотрела ему вслед. С яхты он крикнул:
— Счастливо! Прощайте!
Яхта быстро скрылась из виду. «Он чем-то встревожен, подумала Таня. — Или мне так кажется?» Неясная тревога росла в ее сердце. Какое-то чутье подсказывало ей, что Максиму и Суровягину грозит опасность.
Таня пошла в поселок. Ливень не переставал.
В долине безымянного острова сгущались сумерки. Максим и Суровягин стояли перед водопадом. Дальше пути не было. Вода с глухим шумом падала в котловину и исчезала под землей. Холодные прозрачные брызги, перелетая через котлован, образовали звонкий ручеек.
Друзья переглянулись. Где же все-таки логово Чака? По сторонам — голые каменные стены. Может быть, надо как-то проникнуть за гладкий и тугой вал водопада?
Они отошли в глубь долины, устроились между кустами стланика. Парыгин достал сигареты и закурил.
— Что ты думаешь обо всем этом? — спросил он.
— Разгадка, по-моему, по ту сторону водопада, — сказал Суровягин, выковыривая орехи из шишки стланика.
— Тогда проще. Пошли, — Парыгин поднялся.
— Не спеши. Нам надо решить, где мы проведем сегодня ночь.
— Этот вопрос волнует меня меньше всего. Костюмы у нас с обогревателем. А вот встреча с Чаком…
