без особых происшествий. В один такой «мирный» день Тарханов застал астроботаника в оранжерее, возле яблонь, стелющихся на полу и усыпанных крупными плодами.
— Через месяц будем собирать яблоки, — сказал астроботаник.
— Примут ли нас инопланетчики с нашими дарами? — спросил командор.
— Должны, командор. Мы несем дары мира и дружбы.
После нападения белых шаров этот вопрос часто обсуждался в звездолете.
— Я бы не сказал, что планета встречает нас с распростертыми объятиями, — сказал кибернетик во время обеда. — Шары это первое предупреждение.
— Вы не правы, — сказал астроботаник. — Высшая форма жизни всегда разумна. А высший разум всегда стремится к всеобщему счастью.
— Вы, как всегда, преувеличиваете значение слова «счастье» и все меряете по земным масштабам. Почему вы не допускаете мысли, что существует жизнь, где нет места эмоциям и чувствам, в которых коренится слово «счастье»?
— Ну, допустим.
— Нужно ли этому высокоорганизованному Разуму то, что дорого нам, — любовь, счастье, страдания, борьба? Захотят ли они принять эту нашу жизнь? Не потому ли они выставили нам навстречу белую ораву. Ораву, которая может замедлять и менять курс такого суперзвездолета, как «Уссури». Какой же колоссальной силой она обладает и что это за сила? Откуда? И как высоко должен быть здесь организован Разум, если он владеет такой силой?
Тарханов открыл бутылку вина. В салоне разнесся запах фруктовых садов. Все заулыбались. У каждого, очевидно, в памяти возникли картины раннего земного лета. Тарханов сел за рояль, — хотелось немного отвлечься от дум об этих странных шарах, внезапно появляющихся и внезапно исчезающих. Будут ли еще встречи с ними?..
Постепенно музыка увлекла его, ему казалось, что он находится на Земле и где-то рядом с ним шумит сад или медленно вздыхает море. Потом ему казалось, что он находится в гроте и ищет Наташу и никак не может найти ее. Внезапно он почувствовал на своих плечах какую-то тяжесть, будто навалили десятипудовые гири. Он обернулся. Это кибернетик давил его плечи железными руками.
— Командор, тебе следовало остаться на Земле.
Тарханов долго смотрел на инженера. Годы совместного путешествия ни на йоту не сблизили их. Перед стартом Тарханова предупредили, что кибернетик слишком долго пробыл в космосе, но он не придал этому значения. Даже был рад, что на звездолете будет человек с несгибаемым железным характером и большим опытом космических полетов.
— Вы когда-нибудь и кого-нибудь любили в жизни, инженер? — Легким движением Тарханов сбросил с плеч тяжелые руки кибернетика.
Кибернетик снисходительно посмотрел на Тарханова и улыбнулся:
— Не знаю, командор. Да и к чему этот вопрос?
Тарханов все еще глядел на кибернетика. Ростом инженер был, вероятно, не менее ста девяноста сантиметров. Но бросался в глаза не его рост, — бросалась в глаза его какая-то первобытная упругая сила. Она была в его широких плечах и широкой груди. Он крепко стоял на ногах. Ступал по звездолету твердо и уверенно. Каждое движение мускулов — пожимал ли он плечами или стискивал в зубах сигарету — было полно решимости и казалось проявлением избыточной, бьющей через край силы. Но за этой внешней силой, пронизывающей его движения, пробивалась другая — внутренняя, интеллектуальная сила. И трудно было определить, которая из них главенствует.
— На Земле я гость, командор. По-настоящему я чувствую себя человеком в космосе. Ты мчишься в мировое пространство… Мерцающие искры звезд… Огненные кометы… За кормой остается старость. Ты все такой же молодой, и сила у тебя все такая же.
— Вам, по-моему, тридцать пять лет?
— Да, вы не ошиблись.
— Земных? — спросил астроботаник.
Кибернетик улыбнулся:
— Я удивляюсь, коллега. Кто же в космосе ведет счет по земному летосчислению? Если вам интересно — мне сто девяносто девять.
«Космос формирует и таких», — подумал Тарханов. Долгие годы движения. Посадки на чужие звезды. Сколько трудов, нервов и воли требуется для этого. И кибернетик превратился в человека с железной волей. Ему абсолютно чужды человеческие слабости. С ним можно садиться на любую планету или звезду. Он преодолеет любые трудности.
И все-таки в его обществе было почему-то холодно и неуютно…
Сегодня был день отдыха. Никто не спешил покидать уютный салон. Курили. И сизый дымок сигарет поднимался к потолку и исчезал. Астроботаник принес пять красных помидоров. Осторожно разрезал их на дольки.
— Прошу, звездолетчики, — широким жестом показал на помидоры. — Это Земля родная.
— Здесь не Земля, а космос, — заметил кибернетик, направляясь к телеэкрану. — Помидоры жалко выглядят здесь, в космосе. Хлорелла — вот пища звездных скитальцев.
Выспренные слова инженера вызвали смех. Он тоже фыркнул и включил телеэкран.
Тарханов взглянул на первые кадры и тут же отвернулся. Он хорошо изучил вкусы кибернетика: тот любил преимущественно старинные приключенческие фильмы. По натуре Ян Юханен был деятельным человеком. Вся его жизнь в космосе была сплошным приключением. А в «Уссури» пока не было никаких приключений, если не считать происшествия с белыми шарами. И однообразная жизнь начинала приедаться ему. Тарханов же радовался, что полет проходит так успешно и строго по графику.
Но радоваться было рано. Шары вновь окружили корабль. Опять по сигналу тревоги члены экспедиции заняли свои боевые места. Тарханов смотрел на обзорный экран. Шары вели себя точно так же, как амурские поденки в летнюю пору. Как давно это было! Тарханов возвращался из Харбина в Хабаровск. Лето стояло жаркое. Судно сбавило ход, чтобы пассажиры могли любоваться тихими струями реки. И сразу же тучи поденок закружились около ракетохода. Обессиленные, они падали на палубу, ют, полубак, залетали в каюты. Жизнь у них длилась сутки… Это сравнение шаров с поденками у Тарханова возникало впоследствии много раз. Но шары не были безобидными. Они меняли курс суперзвездолета, замедляли его скорость. Это была сила, с которой не могли не считаться звездолетчики.
С помощью особого устройства, могущего легко двигаться в защитном поле звездолета, удалось поймать несколько шаров. Их подвергли всяческим испытаниям. Они источали фотоны, и только и ничем особенным не отличались от шара, найденного Тархановым много лет назад на Марсе. И все-таки некоторое различие было. Марсианский шар был как бы пустотелым. У этих же внутри виднелись более плотные слои массы, которые беспрерывно меняли свою форму. Трудно было определить, с кем или с чем имеют дело звездолетчики.
Временами скорость звездолета падала до критических пределов. Трехкратным ускорением Тарханову удалось еще раз оторваться от шаров. Дорога к незнакомой планете освободилась. Дни, недели, месяцы звездолет летел с рейсовой скоростью. Потом все начиналось сначала. Вновь налетали миллионы белых шаров, облепляли защитное поле, и скорость звездолета начинала падать. Курс менялся. Создавалось такое впечатление, будто шары во что бы то ни стало решили воспрепятствовать посадке звездолета на планету.
Борьба утомляла. Антивещества расходовалось много. И все-таки Тарханов не решался применить оружие, как бы давая понять неизвестным, что у него мирные намерения.
Но чем ближе подвигался звездолет к планете, тем ожесточеннее становились атаки белых шаров. Пришло время, когда перестало помогать и ускорение.
Тарханов перелистывал «Космическое право». Корнями своими оно уходило в далекое прошлое, когда земляне начали совершать первые рейсы на планеты Солнечной системы. В основу его легли советские космические законы, выработанные в начале двадцать первого века. Запрещалось строить на планетах Солнечной системы военные базы. Богатства недр Венеры, Марса, Сатурна, Юпитера объявлялись достоянием всего человечества.
В книге подробно и обстоятельно излагалась история космического права, но очень мало говорилось о
