обсерватории, огромная чаша актового зала из кварца, а позади — строгая вертикаль учебных корпусов.
Автоплан ехал по внешнему кольцу площади. Солнечные лучи скользили по лицу Мадии.
— Пообедаем? — спросил Лунь, останавливая машину на стоянке в углу площади.
— С удовольствием съела бы отбивную. Моя бабушка чудесно их готовила.
— А вы? Вы что-нибудь умеете делать?
Мадия засмеялась:
— Могу выпрыгнуть из автоплана. Вы это уже видели.
— Зачем этот риск?
— А вы боитесь риска?
— Могу рисковать только во имя большой цели. Я еще не кончил расчеты со Вселенной.
— Зачем вам Вселенная? Она хороша издали и только ночью, когда зажигаются звезды.
— Значит, вы не хотите в космос?
Она пожала плечами:
— Космос для меня слишком просторное платье, хотя очень модное за последние пять веков. А вы, звездолетчики, по-видимому, ничего не признаете, кроме звезд. Космос. Черная бездна. Галактики. Чужие солнца… Это не влечет меня. Чарлз…
— Чарлз? Кто он? — прервал ее Лунь.
— Товарищ по институту.
— Это он, очевидно, так отчаянно вызывает вас.
Мадия вынула сумку и нажала на кобальтово-синюю кнопку. На сумке засветился маленький экран и появилось изображение Чарлза.
— Мадия, где вы? — нетерпеливо спрашивал он. — Почему ушли с матча? Вы одна?
— Отвечаю по порядку. — Мадия шутливо поклонилась Чарлзу. — Нахожусь на проспекте Комарова. Матч мне не понравился. Вы играли один. А один в поле не воин. И, в-третьих, я — со спутником. Еще вопросы будут?
Лицо Чарлза омрачилось:
— Я забил два мяча. Слышите? Два… Скажите, с кем вы?
Мадия взглянула на Луня и улыбнулась:
— Не имеет значения.
— Встречаю в пять у Дворца искусств. Слышите, в пять? Вы обещали вечер провести со мной.
Настроение у Луня испортилось, хотя, казалось бы, для этого не было особых причин. Некоторое время они молча шли по тихому проспекту. В воздухе бесшумно реяли автопланы, видимо, болельщики возвращались с хоккейного матча.
В кафетерии народу было немного. Подавали роцы — роботы обслуживающего центра планеты.
— Черт бы их побрал, — пробормотал Лунь.
— Кого это вы ругаете?
— Роцев.
Мадия облокотилась на стол.
— Вы, звездолетчики, старомодны. Роцы великолепны. Смотрите, как шагают.
Конструкторы придали роцам облик старомодных ресторанных официантов. Один из них остановился перед столиком. На нем черная пара. Белоснежная накрахмаленная сорочка с манжетами. Бордовая бабочка. И безукоризненно красивое лицо. Слишком красивое, чтобы быть живым.
Лет тринадцать назад, когда ввели институт роцев, космонавты на своей подмосковной даче в первую же ночь заперепрограммировали всех роботов. Утром можно было видеть потешную сцену: роботы выстроились перед кафетерием в небольшую колонну и строем пошли к озеру — топиться. Звездолетчики демонстративно отказывались от услуг роботов. Конечно, космонавты не были в претензии к работникам обслуживающего центра. Но людям земных профессий трудно было понять звездолетчиков. Между тем их неприязнь к роботам объяснялась легко. Долгие годы скитаний в космосе со субсветовой скоростью. Звездный мир, загадочный, молчаливый, которому нет ни начала, ни конца. И общество роботов. Да, они незаменимые помощники звездолетчиков. Самое трудное, самое тяжелое ложится на плечи этих умных машин. Лунь уважал их. Но звездолетчику, вернувшемуся из полета, хочется видеть живое лицо, слышать живой человеческий голос…
— Ваш спутник недоволен обслуживанием? — вежливо спросил роц Мадию.
Лукаво глядя на Луня, Мадия с самым серьезным видом объяснила:
— Мой спутник явился с другой планеты и еще не знаком с нашими обычаями. Он считает противоестественным, что на Земле роботов сделали похожими на людей. Он недоволен, что у нас за столом обслуживают машины. Я же восхищаюсь роцами.
— Благодарю. — Роц наклонил голову с безукоризненным пробором. — Только я не машина. Передайте, пожалуйста, это вашему спутнику.
— Роц такая же машина, как и пылесос, — с раздражением сказал Лунь.
— Мы не машины, — бесстрастно ответил роц. — Мы — племя пижонов.
Лунь от души расхохотался забавной выдумке конструкторов и уже весело глядел на роца.
Обед подходил к концу, когда в кафетерий вошел Чарлэ Эллиот.
— Я за вами, — сказал он Мадии, делая вид, что не замечает Луня.
— Познакомьтесь, Чарлз. Это Лунь, космонавт. Он сегодня вытащил меня из сугроба.
— Так это вы? — довольно холодно спросил Эллиот. — Приятно познакомиться. Чарлз Эллиот — астрофизик.
— Садитесь с нами, — предложил Лунь.
— Благодарю. Я обедал.
Они вышли из кафетерия. Падал снег. Было тихо. Сигнал «внимание. Земля» остановил их на площади Космонавтов. Станция «Прощание» передавала сообщение Звездного Совета: «Сегодня в тринадцать часов по московскому времени Земля приняла горестную весть. Квантовая ракета „Уссури“ в районе Большой Медведицы подверглась нападению белых шаров. Сквозь черную бездну звездного мира командор звездолета Тарханов шлет землянам прощальный привет. Слушай, Земля! Спустить флаги Объединенного Человечества…»
Лунь снял шапку. Белые снежинки серебрили его голову. Мадия ошеломленно прислушивалась к грому пятикратного артиллерийского салюта — Земля не отказалась от этой давней и славной традиции. В ней было что-то суровое и величественное.
— Прощайте, товарищи, — прошептал Лунь и молча двинулся вперед.
— Красивая смерть, — вздохнул Эллиот. — Но нужна ли она человечеству?
Лунь промолчал. Вокруг было все, как прежде: белые хлопья снега, силуэты домов, толпы людей на площадях. Как будто и не было сообщения о трагедии в космосе, как будто там, в черной бездне, не погиб Ритмин Тарханов. Тот самый Тарханов, который жил мечтой о перестройке Вселенной, о воздушном океане над безжизненными планетами, о благодатных ливневых дождях с громом и молнией над иссушенными песками, о новых искусственных солнцах и их жарких лучах, пронизывающих извечный мрак космоса… И погиб на неизведанной звездной дороге…
— Странно, — сказал Лунь. — Тарханов улетел на Порию задолго до моего рождения. Точнее, старт был дан сорок семь лет назад. По расчетам, звездолет. «Уссури» должен обернуться за двадцать два года.
— Да, я тоже помню это, — согласился Эллиот.
Мадия шла молчаливая, подавленная. Лунь повторил:
— Странно…
— Почему странно? — Мадия подняла мокрые от слез глаза на Луня. — Мой дедушка…
— Тарханов ваш дедушка?
Мадия молча кивнула.
— Хорошо, должно быть, звездолетчикам, — сказал Эллиот, пытаясь сменить тему разговора. — Всю жизнь можно остаться молодым. — Он усмехнулся. — На даче космонавтов отдыхает астробиолог. Ей шестьдесят два года, а мужу двадцать семь. И она любит его. Смешно или нет?
