нетопырям в полуслепые глаза, в то же время помогая людям направлять свои удары.
Когда Сан разъяснил бывшим рабам, что и как они должны делать, на их лицах впервые проступили улыбки. Действительно, в таких условиях преимущества стремительных и маневренных нетопырей сильно уменьшались и при определенном везении появлялись реальные шансы дожить до утра.
Правда, решение Сана расположиться на верхней площадке было встречено гробовым молчанием. Айсгард, уже вполне оправившийся от нокаута, пытался отговорить непредсказуемого монаха, но безрезультатно.
Теперь Сан стоял в центре плоской вершины, сжимая в руках свое любимое оружие — парные секиры «север—юг».
Последние отблески заката погасли в быстро чернеющем небе, и в неподвижном воздухе захлопали кожистые перепончатые крылья. Волна за волной черная нечисть извергалась из пещер и гротов, взбивая воздух, как мутный смертоносный коктейль.
Сан с некоторым облегчением почувствовал, что у врагов нет никакой особенной стратегии. Они просто жаждали наброситься, впиться кривыми когтями в трепещущее мясо, прокусить артерию и пить, сосать, глотать терпкое, пульсирующее пойло…
Сан с отвращением ощутил, как широкие пасти, усаженные острыми зубами, наполняются слюной и пищеварительным соком. Нетопыри почти не кричали. Они снова пытались восстановить утраченный контроль над горсткой обреченных бурдюков с питательной жидкостью.
Сан, готовый к ментальной атаке, накрыл отряд радужным коконом зеркального блока, строить который он научился совсем недавно и еще не имел возможности опробовать в реальных условиях.
Блок сработал.
Зеркало надежно изолировало энергетические центры двух десятков homo sapiens, четырех мышей и одной змеи, свернувшейся где-то на уступе. Сан почувствовал не только облегчение, испытываемое людьми, но и восторг теплых серых комочков, впервые в жизни ощутивших себя в безопасности. Змея излучала удивление и недоверие. Она привыкла полагаться на собственные силы и не хотела помощи ни от непрошеного друга, ни от врага, ни от самого Бога.
Почувствовав тщетность своих попыток, крылатые бестии закричали зло и пронзительно.
Мыши, не понимающие, что происходит, забились в самые дальние углы своих нор, а люди крепче сжали свою единственную надежду — куски отточенной стали, вместившие в себя мудрость мастеров прошлого и восторги археологов будущего.
Сан знал, что нетопыри-мутанты гораздо крупнее своих предков. Некоторые самцы достигали размеров крупной собаки. Он прикинул средний вес нетопыря, помноженный на его скорость. Выходило не так уж много. Ну, скажем, бросок волка или прыжок гиены. Вполне хватит половины оборота на одну тварь.
Сатвийский послушник крепче впечатал стопы в базальт площадки. Теплая тяжесть потянула поясницу вниз. Отяжелевшие руки, до половины бицепса закрытые кожаными нарукавниками, округлили плечи, бедра пружинисто сдавили бока несуществующего тигра. Сан последний раз обвел глазами пределы своего маневра. Маловато, но, как говорил Девятый Патриарх: «Если помыслы чисты, хватит площадки в четыре цуня».
Медленно и плавно он двинулся по кругу, чувствуя подошвами каждую шероховатость, каждую трещину.
Первый нетопырь попался на нисходящего «дракона» левой секиры. Его обезглавленная туша ударилась о край площадки и осталась лежать, нелепо изломав перепонки крыльев. Второй мерзко оскалившийся вампир всей своей массой напоролся на иньского «ястреба» и, хрипя перебитой шеей, скатился куда-то вниз.
Одна за одной серебристыми молниями вспыхивали и гасли волшебные триграммы Первого Патриарха.
«Единорог читает книгу» — и черная тень, опрокинувшись, летит вниз, оставляя за собой шлейф боли и внутренностей.
«Медведь отгоняет пчелу» — и мохнатая голова с хрипом теряет верхнюю половину, как спелый арбуз под неосторожным ударом тяжелого деревенского ножа.
«Ястреб кувыркается между деревьями» — и взмах секиры заставляет нетопыря кувыркаться среди камней, оставляя на них клочья кожи и осколки зубов.
Мысли исчезли, погасли чувства, пропало ощущение тела.
Мир стремительно вращался, пропуская через себя потоки энергии, рождаемые гармонией взмахов и шагов. Неистовые раскрывания и закрывания пульсировали в бушующем смерче Восьми Триграмм, реализуясь спонтанно и свободно, пустота и полнота играли друг с другом в бешеном коловращении кругов и спиралей, восьмерок и петель… Теперь нужно было только соответствовать этой, созданной трудами Великих Патриархов реальности Ба Гуа, соответствовать до тех пор, пока не иссякнут куски черной жизни, бросаемой в сверкающую мясорубку безжалостной волей Темных Иерархий, пока не кончится божественное озарение и не вернется способность отделять себя от Бога, проклятая и благословенная способность Человека, Изгнанного из Рая…
Мир остановился внезапно, как замирает метательный нож, с гулким стуком входящий в центр мишени. Глухой хлопок удара еще сотрясает лезвие, и рукоять, постепенно успокаиваясь, вибрирует, удовлетворенно улыбаясь пославшей ее руке.
Сан стоял в «змее», опустив гудящие энергией руки. Канат натяжения, перекинутый через плечи, постепенно ослабевал, и сила, жаждущая продолжения битвы, отступала к позвоночнику.
Мыши были живы, хотя и отчаянно боялись. Почти все люди были ранены, но умерли всего трое. В левую щеку впилась наглая саднящая боль и отчаянно старалась болеть сильнее прокушенного плеча и раненой шеи. Рядом с утесом появились три незнакомых мозга, один явно нечеловеческий.
«Тогда считать мы стали раны, товарищей считать…» — раздались вдруг в мозгу слова незнакомого поэта. Такое с Саном случалось часто. Откуда-то из глубин приходила музыкальная тема, или картина, или строчка непонятной песни. «Откуда и почему, я не знаю, да я тут и ни при чем!» — послушно выдало подсознание. Юноша ощутил могучую волну энергии, пришедшую с этими словами, и порадовался встрече с еще одним незнакомым, но, безусловно, великим человеком.
Сан намеренно не спешил встретиться глазами с драконом, который уже несколько минут пытался поздороваться и выразить свое восхищение. Всегдашняя осторожность сатвийского воина накрыла мозг маскировочной ментальной сетью, и теперь он снаружи ничем не отличался от обычного серого вещества в голове обычного серого человека.
Ночь, очищенная от нечисти, стала гораздо светлее. Яркие южные звезды восторженной толпой обступили ослепительно белый лик ночного светила, слегка подпорченный темными впадинами глаз и беззубой усмешкой Лунного Демона.
Сан давно заметил, что над человеком, выполняющим внутреннюю работу, небо очищается. Когда восемь старших мастеров во главе с Настоятелем выполняли ритуальное Тао Пяти Превращений, даже тяжелые дождевые тучи покорно расступались, открывая высокое, зовущее неземным светом Небо.
«Тебе все-таки придется спуститься. Ведь не собираешься же ты торчать здесь до утра», — явилась вдруг непослушная мысль, и Сан наконец понял причину своей нерешительности. Внизу, рядом с драконом, была она. Приподняв краешек защитной сети, юноша уловил уважение и любопытство. Но, увы, оба этих чувства принадлежали коллеге по боевому искусству. Истинно женская половина девушки гораздо больше симпатизировала высокому эльфу, стоящему рядом с ней.
«Эльфы неслышно ступают и прыгают с большой высоты», — подсказала память.
Учитель вряд ли одобрил бы мальчишескую выходку любимого ученика. Но фигура в желтом одеянии, долгое время стоявшая неподвижно, вдруг вспорхнула с вершины каменного утеса высотой не менее пяти человеческих ростов. Приземление получилось не таким эффектным, как хотелось бы. Сану удалось погасить инерцию чудовищным усилием бедер, но под носок левой ноги подвернулся неустойчивый осколок базальта, и лишь учтиво подставленный драконий хвост позволил сохранить правильное положение.
— Я благодарю тебя, — Сан склонил голову, за последние несколько дней покрывшуюся жесткой щетиной волос.
Дракон утробно рыкнул, что долженствовало означать: «Не стоит! С кем не бывает!»
— Да пребудет с тобой Сатва! — Эльф поднял руки в ритуальном приветствии. — Меня зовут Делон. Мы
