— Инфочка! — всплакнув, прошептала Варвара Никаноровна.
— Слово — лучшему другу Алика, студенту биологического факультета университета Евгению
Крякову, — объявил Нарзанов-Жобре.
Теперь только Алик понял, кого напомнил долговязый незнакомец. Конечно, это же он, Женька Кряков!
— Мне сейчас тяжело, — проговорил Кряков. — Но в то же время радостно сознавать, что я имел счастье быть другом Алика. В нем я всегда видел идеального человека, и теперь сделаю все, чтобы оказаться достойным этой дружбы! Выпьем же и помянем Филиппа Ивановича и
Алика! Пусть земля... пусть космос им будет пухом!
Все поднялись и молча, не чокаясь, выпили. Отодвинув стулья, к роялю подошли Галина Алексеевна и ее муж.
Раздались знакомые аккорды, и зазвучал голос певицы:
Алик почувствовал, что лицо его становится мокрым от слез, а глаза словно заволоклись туманом. Однако тут же вспыхнул яркий свет, юноша очнулся и стал оглядываться.
Он заметил, что его отец тихо стонет. Академик Аш, обхватив голову руками, что-то шептал. Астроботаник сидел, слегка покачиваясь, и повторял: «Да-да, да-да».
Джонрид Феоктидтович сидел неподвижно. На лице доктора геологии блуждала странная улыбка.
Алик посмотрел в сторону Молоткова, Серповского, Валетова и Ташматова, а также их двойников. Лица их ничего, кроме покорности судьбе, не выражали.
— Итак, сбылось ваше пожелание, — сказал Гээр-пэ, — и вы увиделись со своими друзьями. Мне даже показалось, что вам захотелось попасть на свою родину. Не так ли?
— Это ужасно, — тихо проронил Ноготков, — это ужасно, ужасно!
— Как вы это сделали? — Академик Аш замер в неподвижной позе.
— Вам как крупному ученому, — произнес Гээр-пэ с явной издевкой в голосе, — объясню. Дело в «летающих тарелках», из-за которых у вас был в свое время поднят такой шум. Это же наши приборы- информаторы. Они распределены на расстоянии миллиарда километров друг от друга. А ваши телевизоры не только принимают звук и изображение телевизионных станций, но и своими экранами отражают предметы, которые находятся рядом.
Вот эти отражения и принимаются «летающими тарелками». Они же, кстати, берут и другую информацию, а затем транслируют ее для нас. Если вы сможете припомнить, на вашей планете произошло несколько загадочных исчезновений самолетов и кораблей. Увы, мы не могли допустить, чтобы у одноголовых четырехконечностных оказались четкие снимки и точная запись излучений наших сложнейших приборов, которые вы прозвали «летающими тарелками». Луч одной такой «тарелочки» может превратить в невидимую дымку любое сооружение, изготовленное на планете Океания. Мощность излучения «летающей тарелки» соответствует энергии, которую вырабатывают десять тысяч ваших крупных атомных электростанций. Я имею в виду станции с единичной мощностью реактора не менее тысячи мегаватт. Что же касается того, что вы увидели в квартире Филиппа Ивановича,— неожиданно закончил беседу Гэ-эр-пэ, — то мы это устроили по вашей же просьбе. У вас приступы ностальгии (
— Конечно, хотим! — с надеждой в голосе заверил академик.
— Никогда! — резко произнес Гэ-эр-пэ. — Забудьте об этом навеки и знайте — вы останетесь здесь, вы нам нужны для опытов!
Глава сорок третья,
появившаяся как следствие коварства Гэ-эр-пэ и предпринятых Аликом
Ноготковым мер самообороны
Мрачное настроение, охватившее шестерых землян, никак не отразилось на Молоткове, Серповском, Ташматове и Валетове, не говоря об их двойниках.
Аг подлетел к Гэ-эр-пэ и что-то прожужжал. Услышав ответ, он быстро очутился около Гелия Михайловича и прозвенел:
— Вы так взгрустнули, академик, как будто вмиг лишились денег иль обручального кольца. Нельзя быть хмурым без конца! Ведь на блистательной Иолле вам быть дано в почетной роли. К чему ненужный жалкий ропот, когда вас ждет Великий Опыт? Клянусь созвездием Зерцала, вам предстоит прожить немало! Зачем вам туловище, тело, что пользы от обеих рук? Клянусь, без них пройдете смело по жизни долгой длинный круг. Другое дело, если б вы остались вдруг без головы. Тогда, — мы будем к фактам строги, — вам не понадобятся ноги и (не смешно ль вам самому?) сердечко будет ни к чему, а также (хвастать нам тут нечем!) совсем не нужной станет печень. Короче — смейтесь хоть до слез! — вам образец Иисус Христос. Не говорите «да» иль «нет»: ведь парню-то две тысячи лет! Он вам не жаловался, Гелий, что годы быстро пролетели?
Не говорил, надеюсь, он, что жизнью «страшно огорчен»? Не приходили ль вам на ум слова «Когито эрго сум»
— От всего сердца благодарим вас за лестное предложение, — поклонился Гелий Михайлович, — однако... — Его прервал сатанинский смех — это хохотал Гэ-эр-пэ.
— Вы меня позабавили, Гелий Михайлович, — немного поостыв, сказал он. — «От всего сердца»... Это же небольшой кусок мяса, подверженный тем же недугам, что и желудок, печень, селезенка. С таким же успехом можно сказать: «Благодарю от всей своей двенадцатиперстной кишки!» Вернемся лучше к вашим предположениям. Они излишни. Короче — как я решил, так и будет! Скажу откровенно: нас интересуют некоторые проблемы нейропсихологии — например, модально-специфические и модально-неспецифические формы памяти, нарушение памяти как мнестической деятельности, физиологические индикаторы внимания, а также постцентральные зоны коры головного мозга, афферентная организация движений при условии отсутствия конечностей, медиальные отделы коры и их роль в регуляции психических состояний, — короче, вам долго объяснять не надо.
— Теперь я, кажется, действительно все понимаю, — подавленно вдохнул академик. — Но, быть может, вы пощадите хотя бы юношу — он ведь ничего еще, в сущности, не видел.
— О нет! — воскликнул Гэ-эр-пэ.— Юноша как раз нас интересует больше других — это же табуля раза, как говорили знатоки латыни, нечто чистое, нетронутое. Мы даже не подвергали его фильтрации. А ведь все та же нейропсихология учит, что существо, лишенное обычного притока информации, как правило, впадает в сон при условии выключения всех воспринимающих органов. А из сна его может вывести лишь поступление какой-либо информации. Вот мы и проделаем опыт — сначала дадим ему максимум информации (а у нас такая возможность имеется), затем совершенно лишим его каких-либо возбуждений (а у нас и такая возможность есть!). В этих случаях возникают психические нарушения, которые как бы компенсируют подобное ограничение. А психические нарушения — галлюцинации, которые мы и воспроизведем впоследствии не только на экране.
Алик с ужасом слушал пояснения Гэ-эр-пэ, которые звучали для него как страшный приговор. Что делать? Броситься на колени? Бесполезно. Просить отсрочить испытание? Нет смысла. Заявить, что лучше умереть, чем подвергаться унижениям?
И вдруг на лице Алика появилась слабая улыбка. Юноша, пристально глядя в глаза академику, мысленно произнес:
«Пусть начнут испытания немедленно, дадут максимум информации!»
