Космос, Фил и Пчела были всегда хорошо одеты, ездили на дорогих иномарках, а уж в сегодняшней ситуации, если бы каждого из них прижали к стенке хоть трое, хоть пятеро бандитов, они бы не повели себя так, как этот монах — они бы раскидали мафиозников, как щенков. Вот какими были друзья отца, а этот — смотри-ка ты, тоже примазывается.
— Меня зовут Федор Лукин, — представился «монах», протянув Ивану руку, — но для вас просто дядя Федя.
— Дядя Федя съел медведя, — выпалил Тимоха, и все громко рассмеялись.
Но бородатый не обиделся, рассмеялся вместе с ними и сказал, что именно так его в детстве и дразнили. А потом присел на дерево рядом с Иваном и рассказал ему всю историю от начала до конца. Как он, Витек и Степаныч нашли на свалке тяжелораненого Александра Белова, как выходили его, как потом сражались за свою свалку, как после чеченского плена отец Ивана уехал в Красносибирск и стал там начальником службы безопасности комбината.
Пацаны слушали молча. Похоже, бородатый, которого они сегодня спасли от смерти, не врал и действительно хорошо знал Ваниного отца.
— Так вы знаете, где в Красносибирске живет мой папа? — спросил Иван. — Адрес его знаете?
— Конечно, — ответил Федор, — я жил этажом ниже, а потом уехал оттуда.
— А зачем же вы оттуда уехали? — спросил Лоцман, перейдя на «вы».
После рассказанной Федором истории он проникся к нему уважением и решил больше бородатому не тыкать.
— Мне там было тесно, — ответил Федор, — смотрел я на эту мышиную возню и думал — есть ведь где-то другие города и страны, есть люди, которые живут не так, которым не надо горбатиться с утра до ночи, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Да дай бы бог, чтобы на кусок хлеба, а то ведь на совершенно не нужные человеку вещи — видики, телевизоры, компьютеры, автомобили!
— Ну, не скажите, — возразил Тимоха, — от компьютера я бы не отказался…
— Надо жить на лоне природы, заниматься охотой, рыболовством, разведением скота, — продолжил Федор, — вместо телевизора по вечерам любоваться закатом, вместо магнитофона слушать пение птиц, вместо того чтобы сражаться с компьютерными монстрами виртуальным мечом, нужно иметь настоящий меч и уметь им владеть.
— От настоящего меча я бы тоже не отказался, — сказал Тимоха, — а лучше пистолет, как у Ивана.
Федор нахмурился, глянул на сына Белова, который невозмутимо сидел на дереве, качая ногой, и спросил:
— Откуда у тебя пистолет?
— Взял у отчима на время, — ответил Иван.
— Дай его мне, — предложил Федор и протянул руку
— Вот еще, — возмутился Иван, — надо вам пистолет, лезьте в канализацию и доставайте оттуда. А это мой!
— Ты не понял меня, — помотал головой Федор, — мне твой пистолет не нужен, но и тебе не нужен, ведь вы все еще дети. Вы должны учиться, постигать мудрое, доброе, вечное. Твой отец не одобрил бы того, что у тебя в таком юном возрасте есть свой пистолет и ты из него стреляешь в людей!
— Не в людей, а в мафиозников, — поправил его Лоцман, — а вы не забывайте, что мы вас спасли от смерти. Если бы у Ивана не было пистолета, то и вас бы уже не было в живых!
— Так-то оно так, — согласился Федор, — да не все так просто, как на первый взгляд кажется. А почему, Иван, ты дома не живешь, а бродяжничаешь по Москве с пистолетом за пазухой?
Иван, которого Лукин сумел расположить к себе, рассказал Федору о том, как поссорился с матерью из-за отца, ушел из дому и теперь хочет поехать в Красносибирск. Сказал, что хочет жить с отцом, а не с матерью и Шмидтом. Федор расспросил и ребят, как они оказались на улице. Слушая, только кивал головой, и лицо его становилось все серьезнее.
Шмидт и Белов, оставив в бронированном джипе на улице Оксану со Степанычем, поднялись на высокое крыльцо зала игровых автоматов «Лови удачу». Они прошли вдоль длинного, двухстороннего ряда пиликающих и визжащих одноруких бандитов и прочих агрегатов и остановились у металлической двери, возле которой угрюмый охранник нес свою службу. Там, за металлической дверью, находилась штаб- квартира Шамана.
Охранник пропустил их, Шмидт и Белов прошли по узкому коридору в комнату, освещенную ярким красным светом, откуда доносилась громкая музыка. Шаман был мужиком лет тридцати, худощавым и смуглым. На малолетке лет в четырнадцать ему выкололи ножом глаз, и теперь на его месте был стеклянный протез, который всегда смотрел куда-то вбок, придавая лицу жуткое выражение. Своей кличкой Шаман был обязан бурятскому происхождению, нрав имел свирепый и несдержанный.
Он жестом предложил Шмидту и Белову присесть на кожаный диван, а потом так же жестом приказал своей охране приглушить музыку и убраться вон.
— Есть к тебе разговор… — начал Шмидт, но Шаман поднял руку.
— Я знаю, о чем будет базар, — хриплым голосом произнес он, — так что давай не будем тратить времяг на предисловия. Это кто? — спросил он, кивнув на Белова.
Сомнительно было, чтобы Шаман не знал, кто такой Белов, видимо, он напоказ понтовался, и Шмидт, который по московским уголовным меркам весил тяжелее Шамана раз в двадцать, как «Белаз» по отношению к «Запорожцу», понял, что в этой стычке за спиной «вокзального потрошителя» встал кто-то из серьезных, оттого Шаман и позволяет себе его перебивать.
— Это Саша Белый, — иронично ответил Шмидт, — тебе б его не знать. Когда ты еще в шестерках бегал, он уже тут в Москве масть в двух руках держал.
Шмидт сразу же не преминул напомнить зарвавшемуся Шаману, по каким ступенькам тот наверх поднялся. На зоне Шаман «шестерил» для воров — носочки им стирал, чефирчик готовил и таким образом приблизился к блатным, вошел в круг их доверия. А поскольку закаленных и проверенных кадров у воров на воле не хватало — многих перешли молодые беспредельщики и спортсмены, то Шамана и двинули на это хлебное место, которое издавна считалось чисто воровской кормушкой.
Шаман не любил упоминания о шестерочном периоде своей жизни. Если бы кто-то из своих сказал ему такое, он сразу же заточкой в сердце заткнул бы ему пасть, но на Шмидта он даже гавкнуть не посмел, потому что воровским своим чутьем понял, что перегнул палку, перепонтовался. Оттого он лишь злобно заскрипел металлическими зубами и сжал кулаки. Но промолчал.
— Тут на твоей территории парнишка мой набедокурил, — перешел к делу Александр Белов, — говорят, подстрелил кого-то. Надеюсь, не насмерть?
— Не кого-то, а братана моего, — скривился в злобной гримасе Шаман, — кореша моего зоновского прострелил насквозь, дырку сделал в плече.
— Давай договоримся, — предложил Белов, — я тебе денег дам на лечение кореша и за моральный ущерб. А ты, в свою очередь, парнишку моего трогать не будешь. И если поймают все-таки его твои орлы, то ты мне его в целости и невредимости доставишь. Как ты на это смотришь?
Шаман выдержал паузу, зло усмехнулся и истерично заорал:
— Если твоего пацаненка мои орлы поймают, то до смерти: заклюют. Понял? Это моя территория, и я тут устанавливаю порядки! И за этот беспредел твой пацан ответит по полной программе!
— Ты чего, Шаман, — спокойно спросил Белов, — Иван же еще ребенок, сам не ведает, что творит. Ты чего, с детьми воевать собрался?
Шаман не знал, что ему на это ответить, но правду сказать он не мог.
А правда заключалась в том, что к нему сегодня, за пару часов до появления Шмидта с Беловым, приходили неприметные люди. Они сообщили, что пришли с просьбой от высокого московского чиновника, имени которого не назвали, но зато передали Шаману поклон от известного московского «пахана», слово которого для него было незыблемым законом. А просьба сводилась к тому, чтобы Шаман любыми способами пытался удержать в столице Белова.
— Лучшим вариантом, — сказали эти люди, — было бы поймать Белова-младше-го с его разбойной компанией и посадить под замок. Одновременно пустить слух среди привокзальной публики, что, мол, видели Ивана то там, то сям. Пусть Белов-старший носится по Москве, ищет своего сыночка и других забот пока не
